Начало

Секта. В нормальных странах деструктивные секты вычисляют и фиксят, как баг программы, чтобы общество могло нормально функционировать, но если император – пьяная свинья, которой все равно… Такую страну можно брать голыми руками. И – нет, Амара, дэйрдрины не простые психи. Они – законсервированная армия. Кто-то подготовил армию зомбированных, тупых и безжалостных фанатиков, Амара, целую армию внутри страны. И она лишь ждет сигнала… И я не знаю, успею ли я даже взять власть в свои руки, прежде чем неизвестный манипулятор отдаст дэйрдринам приказ прирезать Растара, а потом, возможно, и меня…

Я утер пот, внезапно выступивший на лбу. Мне только армии сумасшедших фанатиков не хватало до кучи. Наверху любых сообществ фанатиков всегда стоят умные и безнравственные манипуляторы… Да вот можно взять из земной истории примеры – скажем, Поля Барраса, одного из лидеров первой французской революции. Паренек пробился в начальники, яро гильотинировал аристократов во славу народа, параллельно набивая себе карманы богатствами этих самых аристократов, а потом совершил переворот, прихлопнул фанатичных революционеров, лично пленив Робеспьера, и начал проживать огромные богатства, ради которых, собственно, и полез в революцию. И таких примеров – масса. Но смогу ли я вообще узнать, кто стоит за дэйрдринами? Ну, прежде чем меня убьют?

А вообще, у меня возникла одна мыслишка, и звучала она так:

«Да полноте, господа хорошие, есть ли в этом мире вообще чудовища… кроме людей?»

Глава 18

Тучи закрыли три четверти горизонта, надвигаясь клубящейся приливной волной с карминовыми прожилками молний. Скоро грянет обильный ливень. Завтра дороги – за исключением мощеных, а тут из таковых, видимо, только Серый тракт – превратятся в месиво. Две недели до Норатора, Ашар его сожри. Успею ли? Теперь уже не уверен. Когда я ухарски думал, что тьфу, плюну и разотру, но успею в срок, я мыслил категориями человека двадцать первого века, привыкшего пусть к разбитым, но все-таки асфальтированным дорогам. Ну а здесь… Добро пожаловать в реальность дорог, мощенных непролазной грязью, чужак. Остудись. Обломай крылышки.

Скудное сияние луны было поглощено тучами, и мы ехали в туманных и душных сумерках медленным шагом, чтобы лошади, чего доброго, не угодили копытами в рытвины и не переломали ноги. Смутно белеющая лента дороги была ориентиром. Наконец Амара, глухо выругавшись, спрыгнула на землю и повела лошадей в поводу.

Я думал о дэйрдринах и Санкструме. Правящая династия в стране, несомненно, выродилась, но попытка заменить монархию другим строем не прокатит – у людей Средневековья весьма… своеобразная психология. Если выйти на площадь и крикнуть, аки Степан Разин: «Я пришел дать вам волю», – они ведь не поймут, взбунтуются, вздернут на вилы. Но как иначе повернуть страну, если монархия состоит из выродков? Задачка еще та, и мне предстоит ее решить в кратчайшие сроки.

Я вдруг почувствовал себя доном Руматой, которому развязали руки. Сначала, конечно, отобрали все гаджеты, включая полевой синтезатор «Мидас», клепавший золото из опилок. И умение фехтовать тоже отобрали. Ну ничего, зато умище остался. Займусь прогрессорством в промышленных масштабах. Согласно Стругацким, любое прогрессорство – зло, но позволю с ними не согласиться категорически. Умеренное прогрессорство пойдет на пользу средневековому обществу. Попробуем лавировать, направлять, договариваться, действовать под ковром, как те бульдоги. И только в исключительных случаях – как вот с «чудом» или дэйрдринами – резать.

Ломать хребет через колено? Рубить человеческий лес и кричать о том, что летят щепки? Ищите костоломов и дровосеков в другом месте. Я хмурая сволочь с плохим чувством юмора, но я не исповедую принцип малого зла ради большого добра.

Чумные, подкрашенные кармином сумерки огласились вдруг басовитым ритмичным мычанием. Но это не корова мычала, слишком… гулкий, нутряной, потусторонний, совершенно инфернальный звук издавала чья-то пасть.

Я привстал на облучке, слепо нашарил эфес. Почему-то снова вспомнился «Ведьмак», пройденный вдоль и поперек, и весь его бестиарий, тварей в котором так реалистично изобразили художники. Что это – гарпия, сирена, эриния или кикимора?

Звуки гулко пульсировали, поднимая в моей душе первобытный ужас.

– Амара? Ты слышишь?

Женская тень меж остроухих лошадиных голов качнулась, мелькнул огонек трубки.

– Что, Торнхелл?

– Ты слышишь этот вой? Что это за тварь?

Рябая проводница сердито цокнула языком.

– Это водяной бык. Выпь. Птица размером с уточку. Рядом озера. Самец воет, призывая самку. У него ночь любви, а у нас – ночь под дождем. Торнхелл – ты р-ребенок!