Начало

Прядка лежала на холмах, возвышалась над туманом как великанский многомачтовый корабль. Вокруг города спешно ладили кирпичную стену. Сооружали ее сразу со всех сторон, поэтому пока что она была кривая, косая, похожая на произведение ребенка, впервые пробующего «Майнкрафт», сходство было поразительное. Хотя перед ливнем все работы прекратили, и с лесов ушли рабочие, было ясно, что работали и ночью – факелы и лампы на щербатых стенах все еще горели. Когда проезжали мимо, я увидел, что каменщики укрывают дерюгами подводы с плохо обожженным, растрескавшимся кирпичом.

Тучи уже нависли над городом, молнии бросали кровавые отсветы. Гром бабахал, как канонада.

Я спрыгнул и пошел рядом с Амарой. Она повела шарабан к воротной башне – ее соорудили одной из первых и даже успели побелить.

Амара взглянула на меня:

– Прядка, последний город в этом краю на пути к землям Ренквиста. Еще недавно стены не было. Горожане боятся дэйрдринов, очевидно… Или самого Ренквиста. Или Сандера, который скоро придет.

– Кто это – Сандер? Я уже, кажется, слышал это имя.

– Степь, Торнхелл. Сандер – это Алая Степь. Степь всегда приходит, когда наступает время перемен. Знаешь, почему ее называют Алой? Потому что там, где проходят пришельцы из Степи, начинают течь кровавые реки.

Образно. И зловеще. И емко поясняет, почему Степи нужно вовремя платить дань. Кто из местных психологов придумал добавить к названию – «Алая»? Я буду долго смеяться, если узнаю, что это провернули сами степняки. Деморализовать врага таким вот названием – уже половина победы. Хитрецы. А чтобы убрать эту зловещую коннотацию в сознании жителей Санкструма, потребуется не один десяток лет. Или пара громких побед над Степью. Хотя какие могут быть победы, если страна на ладан дышит и даже сбор и выплата дани под вопросом?

– Прядка принадлежит Санкструму?

– Пока да.

Пока – хо! Вот это самое «пока» – суть теперешней Империи. Пока держится. Пока стоит. Пока не падает. Но скоро рухнет. Если я не успею подставить плечо.

Ворота были распахнуты. В портальной арке пахло плесенью, свежей побелкой и чадом от горящих масляных ламп. Привратник оказался ушастым мужчиком лет пятидесяти, в тканевом плаще с облезлым меховым воротником; он сидел за маленьким столиком, а рядом топтались двое простецкого вида парней, вооруженных чем-то вроде алебард. Дружинники, очевидно, городская милиция.

– Здравы будьте и стойте! А вы идите! – буркнул мужичок, кивнул проходящим в город каменщиками. – Вижу, что не дэйрдрины вы, путники. Товары везете? У нас все забито, плюнуть негде… – Он сунулся в шарабан, разочарованно хмыкнул, вынырнул и, не глядя, открыл амбарную книгу, прикованную к столику ржавой цепью, наклонил голову с плешью, прикрытой начесом сальных волос.

– Значит, двое пришлых да две лошадки монастырские… Да шарабан еще…

Я не поверил ушам – привратник был вторым, кто по осмотру определил, что лошади принадлежат монастырю Ашара. Может, он еще и запах «чуда» унюхал?

– Эй, Барагилло!

Амара не слишком любезно хлопнула мужичка по плеши.

Он вскинулся, оскорбленный, сощурился близоруко, открыв рот, чтобы накричать или скомандовать нас задержать. Однако узнал Амару и… сник, опустился на скрипучий табурет.

– Барагилло, – звонко сказала моя проводница, – а я твоей жене кое-что сегодня расскажу!

Не знаю, что она собиралась рассказать, но привратник вскочил и замахал на нас руками, распространяя острый запах чеснока:

– Ой, да проваливайте вы уже без денег! Я добрый сегодня. Вот это можешь ей рассказать.

Мы миновали портальную арку, не заплатив за проезд в город ни кроны.

– Кто это? – спросил я.

Амара насмешливо пожала плечами:

– Это? Знакомец из прошлой жизни. Обыкновенный му… му… В общем, нет у него морального стержня.

К нам бросился рябой пацаненок, кутающийся в дерюгу:

– Слышали последние новости? Расскажу за грошик! За грошик!

– Дай ему грошик, Торнхелл.

Я вздохнул – никогда не думал, что буду так тяжело расставаться с деньгами.

– Наш бургомистр, пусть Ашар пошлет ему здоровья, снова радостный. Пятый день поросятый ходит! А Маленья, жена Римпа, спит с соседом Тарторо! Пиво в «Гусе» не берите, в нем трактирщик ноги моет – озверел! А южная стена снова обвалилась, говорят, кирпичи сырые, так подрядчики сбежали! А еще у нас по лесам дэйрдрины ходят и скоро всех прирежут! Всем смерть настанет! Ха-ха-ха! – Парнишка заржал совершенно безумно и стремглав помчался по скудно освещенной улице.

Безумец.

– К чему давать ему деньги?

– Он несчастный сирота, сошедший с ума после смерти родителей. Он собирает новости и городские сплетни и с этого живет уж несколько лет.

Бургомистр ушел в запой: это, конечно, очень интересно. Ну и про адюльтер, собственно. Добрая ты, Амара, и внутри намного мягче меня.

– Опасные новости… для пацаненка. Странно, что он еще жив.

– Грех блаженного трогать.

Ну да, все время забываю – юродивых опасались трогать во все времена, однако могли и прирезать кого, если начинал особенно сильно доставать.

– Только в «Гуся» меня не веди.

Она покачала головой:

– Я иду в другой трактир.