Начало

– Пошел вон! И забери свою вонючую бочку! А всех, кто за ним уйдет, – я запомню! Ко мне больше не ходите! Слыхали? Зато у меня гаер поет! Сейчас споет! Прямо сейчас повеселит честной народ!

Однако маневр Арата удался: несмотря на проливной дождь, посетители – около трети – повалили за ним из «Счастья».

М-да, вот тебе и юродивый, устами которого… Какой интересный черный пиар в средневековом стиле. Запомню на будущее – может быть, пригодится.

Хогг содрогнулся всем телом, протяжно рыгнул и, посмотрев на меня, сообщил:

– Я – Шутейник! Гаер-глумотвор! А ты мне не нравишься. М-морда волчья! Набью теб-бя! Фанфурик пусть принесут с зеленым вином… – Икнул и упал в миску снова.

Кардал подбежал к нашему столу, поднял голову хогга за вихры и смазал по его лицу ладонью.

– Опять упился, зараза. Пой, вставай! Пой, я сказал. Смеши народ! Вот пьянючая морда!

Затем он дернул его за ворот потертой куртки малинового бархата так, что голова хогга мотнулась назад, и с силой всадил в рот гаера недоеденное яблоко.

– На, жри! Жри и пой!

Гаер… он же фигляр, по-нашему, по-новому – клоун. Старая, очень серьезная, но не менее страшная своей опасностью профессия. Плюньте тому в глаза, кто говорит, что клоун – это низкое ремесло. Средневековый клоун выступал гласом народа, гласом рассудка, за что клоуну частенько доставалось. Шутов и актеров хоронили за оградой кладбища не потому, что они играли бога или занимались глупостями, недостойными солидного человека, а потому, что они зачастую говорили людям правду о любой власти, чего не могла стерпеть никакая власть, никакая церковь, и потому профессию клоуна необходимо было всячески опускать, порочить. И до сих пор тянется этот шлейф, разум наш слишком подвержен стереотипам; если сотни лет нам твердила власть – как духовная, так и светская, что клоун – это низко, мы продолжаем следовать стереотипу, а встать, выпрямиться, поднять голову, подумать самому – сложно.

Гаер пьяно икнул, дожевал яблоко. В его желтоватых глазах – слишком крупных для человека – появилось осмысленное выражение. Он сграбастал лютню и встал, отстранив Кардала царским жестом. Был он ростом невеличка, но в плечах – весьма широк, голова крупная, а шея выглядела жилистой и мускулистой, как у быка. Хогг вышел в проход меж столов, загребая солому красными сапожками с подкрученными носами, и ударил по струнам. Плохо настроенная лютня задребезжала.

Я пою о том, что вижу.
А кругом – навозная жижа.
А в ней царь-квакушка,
Навозная лягушка.

Господи, он средневековый рэп читает какой-то… И так же, как рэп, его стихи звучат дерьмово.

Громовержец на троне,
Как шут в короне,
Вина в утробу влил –
Ветры с громом пустил!

Заржали все посетители трактира кроме тех, кто сидел за столом неподалеку от меня. Купцы, видимо, не слишком разделяли критику действующей власти. Если судить по упоминанию Растара, они были идейные монархисты. Обожаю идейных монархистов: после них по интеллекту – только дубовые табуретки.

Император красное дудлит,
От чего его страшно пудлит.
Сменял страну на бутылку,
Вырыл Санкструму могилку!

Из-за купеческого стола поднялся дюжий молодец в красной рубахе:

– Эй, хогг! Требуем уважения к нашему монарху Растару! От имени товарищей по партии Умеренных говорю – или закупоришь ты свой гнилой рот, или мы сами тебе его заткнем чипком от бочки. А второй вобъем тебе в задницу, чтоб ни охнуть ни вздохнуть не мог до скончания века!

Тонкие натуры, высокие нравы.

Трактир неодобрительно загудел, но купцы, уверенные в силе своей охраны, не испугались.

Партия Умеренных, что «выбрала Торнхелла подло». Хм. Не нравитесь вы мне, ребята. Вот нисколечко.

Интересно, а хогг – кто? Коньюнктурщик, подстраивающийся под политический момент, или же действительно поет то, о чем душа болит? Стишата, конечно, крайне хреновые, даже я могу лучше. С другой стороны, тут ценны не сами стихи, а посыл. То, что Растар – вонючий деградировавший алкаш, знают все, но нелишне об этом напомнить. Критика правительства, так сказать, снизу.

Вся страна пошла под нож
Где чей труп – не разберешь!
Йохо-хо да ах-ха-ха!
Больше нету Санкструм-м-ма!

– Заткнись, короткий!

Не указать ли Ренквисту дорожку –
Прямо в задницу ведет.
Пусть бредет впотьмах, несчастный,
Дни и ночи напролет.

Прямо в голову гаера от купеческого стола прилетела глиняная кружка, с грохотом лопнула, осколки рассекли певцу правое надбровье.

Я невольно оглянулся в поисках Амары, чувствуя, что сейчас будет.