Начало

Чеграш и Гиря вскочили на ноги, но стояли у нар, пока надзиратель отпирал и запирал дверь. Но и когда надзиратель ушёл, Седой не разрешил им подойти, остановив тем же коротким и необидным в своей властности жестом. Все трое отошли от решётки и остановились перед притихшими в ожидании нарами. Седой оглянулся на решётку, и сразу, словно по сигналу, несколько человек забежали им за спину, загородив от случайного глаза.

– Пошёл, – сказал Седой.

– Шуры-муры-гопля-ля, – Чалый как-то встряхнулся, и из-под его рубашки появилась буханка хлеба.

– Ламца-дрица-гопца-ца, – подхватил Зима, столь же непонятным образом извлекая короткую палку колбасы.

– И трах-тибидох, – Седой достал плитку шоколада.

– Ух, ты-и-и! – потрясённо выдохнул кто-то.

– Давай, Слон, дели, – распорядился Седой.

В мгновенно наступившей благоговейной тишине Слон непонятно откуда взявшимся кусочком длиной в палец (≈ 12 см) тонкой стальной проволоки безукоризненно точно нарезал хлеб, колбасу и шоколад на двадцать восемь частей. Мальца развернули спиной к нарам, и тот натянул себе на голову рубашку. Началась процедура делёжки.

– Кому? – указывал Слон на кучку из кусочка хлеба, ломтика колбасы и крошки шоколада.

– Бурнашу… Сивому… Зиме… Сизарю… Себе… – отвечал Малец, – Рыжему… Мне… Седому… Чеграшу…

Названный брал указанную кучку, но есть не начинал, ожидая окончания дележа. Наконец, назвав всех, Малец опустил рубашку и, обернувшись, взял свою долю.

Слон убрал проволоку, и все приступили к смакованию. Подражая остальным, и Гаор ел медленно, хотя мизерность порции позволяла расправиться с ней одним глотком. Но это была не еда, а великое таинство приобщения к братству. Именно такими словами, беспощадно бы вычеркнутыми Кервином, он и думал сейчас.

– Ну и чего психовали, дурни? – улыбнулся зарёванному лицу Гири Седой. – Иди, умойся. На работы нас дёрнули, вот и всё.

– И за что ж столько отвалили? – поинтересовался, облизывая испачканные шоколадом пальцы, Сивый.

– Отопление у них барахлило, – ответил Чалый. – Ну, и наладили им релейку. Ещё прогулку завтра обещали.

– А чего не сегодня?

– Льёт там, надзирателям мокнуть неохота.

Седой улыбнулся Гаору, усаживаясь на свое место.

– Трепанули тебе уже про меня? – и сам ответил. – Вижу, трепанули.

Гаор кивнул.

– Авария на заводе была?

– Угадал.

– Давно?

Седой внимательно смотрел на него.

– Скоро десять лет.

Гаор, не заметив боли, свёл брови, напряженно считая и вспоминая.

– Я тогда ещё в училище был. Нет, не помню.

– Ты мог вообще не знать.

– Нет, – покачал головой Гаор. – Чтоб за аварию сюда попасть, жертв за сотню надо считать. А тогда и расплатиться нельзя. Нет.

Он говорил, как сам с собой, уже не глядя на собеседника. Вокруг обсуждали съеденное, рассуждали, что умственность она себя везде покажет и оправдает, опять играли и трепались, а он тихо и быстро сам с собой спорил и доказывал.

– Первая нестыковка. О такой аварии слышал бы, не могло это мимо пройти. Это два. Кто погиб, что за них такой приговор? За рабочих столько не давали и не дадут. Это три. Скоро десять… это когда? Рамсел? Там бомбёжка, не подходит…

– Зачем тебе это? – вклинился голос Седого.

Гаор вздрогнул и повернулся к нему. Говорил Седой небрежно, с лёгкой насмешкой, но глаза его были серьёзны.

– Не лезь, Рыжий. И опасно, и незачем.

– Мне уже бояться нечего, а…

– А вот здесь ты ошибаешься! – перебил его Седой. – Запомни, пока ты жив, есть и опасность. Всегда найдётся более страшное.

– Страшнее этого?

– На фронте было страшно? – ответил вопросом Седой.

– Было, – честно ответил Гаор.

– Думал, что страшнее не будет?

– Думал.

– Здесь страшнее?

– Да, – вынужденно кивнул Гаор. – Но вы же…

– Тебе по губам дать или всё же запомнишь? – перебил его Седой. – Кто над кем хозяин? Ты над языком или он над тобой?

Гаор невольно смутился. Не водилось за ним раньше такого. Всегда знал, с кем, как и о чём говорить, на сколько язык отпустить.

– То-то, – не стал его добивать Седой и улыбнулся. – Ноги отошли?

– Да, – ответно улыбнулся Гаор. – А что, обуви совсем не дают?

– Здесь только на работах. Видел, кто тележку возят, комбинезоны и ботинки. А у хозяина… как хозяин решит. Содержание и использование раба на усмотрение владельца, – и усмехнулся. – По закону.

– Закон – это сила, – так же усмехнулся Гаор. – А… а я не понял, как выплаты вычисляются?

Седой кивнул, показывая, что считает вопрос правомерным.

– Семьдесят пять процентов от потенциальной зарплаты. Допустим, ты… ну, скажем, сделали тебя садовником.

Гаор не смог удержаться и фыркнул, настолько нелепым ему показалось такое предположение. Седой, словно не заметив, продолжал:

– Значит, твой владелец садовника не нанимает и на зарплату как бы не тратится. Вот семьдесят пять процентов он выплачивает, а двадцать пять ему оставляют на твоё содержание. Понял?

– Понял, – кивнул Гаор. – Но разве это выгодно? Владельцу?

– Значит, выгодно, если покупают таких рабов, – ответил Седой. – Всё зависит от использования.