Начало

Тележка была, похоже, та же самая, но Гаор об этом не думал, стоя в очереди за пайком. Как и вчера вечером кружка с питьём и четвёртка хлеба, но ещё кружок в полтора ногтя толщиной чего-то напоминающего ливерную колбасу. Подражая Седому, он надорвал хлеб, выгреб и съел мякиш, засунул кружок в получившийся карман, размял, чтобы размазалось, и уже тогда съел, управившись как раз к приходу надзирателя за кружками. Паёк был, конечно, мал, но даже получше, чем на гауптвахте или в училищном карцере.

Многие, поев, улеглись досыпать. Наверху, судя по доносившимся словам и звучным щелчкам по лбу, играли в чёт-нечет. Ну, ему, пока лоб не зажил, играть нельзя – это понятно. А чесался лоб отчаянно. Настолько, что он встал и огляделся в поисках занятия, чтобы отвлечься от зуда.

Гаор подошёл к решётке и, встав в углу, попробовал выглянуть в коридор.

– Мотри, влепят! – предупредили его.

– Не, – сразу возразил Чеграш, – слепой что ли, видел же кто седни.

– Тады да, – согласились с Чеграшом.

Чеграш подошёл и встал рядом.

– Это надзиратель? – спросил Гаор.

– Ну да, – кивнул Чеграш. – Есть тут такой. Он не вредный. Если начальства нет, петь дозволяет. Вчера слышал, не давали? Ну а при нём можно.

И вдруг, отступив на шаг, дёрнул Гаора от решётки. И только тогда он услышал приближающиеся шаги. Шли трое. Вот притихли в соседней камере. Мимо их решётки, не поглядев в их сторону, прошли трое: два лейтенанта и майор – сразу определил Гаор. Вот остановились, лязгает отпираемая дверь.

– У блатяг это, – шепнул Чеграш.

Гаор кивнул, напряжённо прислушиваясь. Всё правильно, есть труп – надо разбираться. Бьют? Не слышно. Да и не должны чины сами мараться. На гауптвахте била охрана, не выше сержантов. Говорят, но слов не разобрать. Закрывается дверь, идут обратно.

– Стандартная ситуация предполагает стандартное решение.

– Да, естественный процент, оформите списание и не тяните.

– Пока процент в рамках естественной убыли…

Смеясь и разговаривая, они проходили мимо камер, и те начинали обычный шум по мере их удаления.

Гаор почувствовал на спине чей-то взгляд, обернулся и встретился глазами со Слоном.

– Чегой там? – требовательно спросил Слон.

Будто он меня в разведку посылал – мысленно усмехнулся Гаор и ответил:

– Говорят, что процент в рамках естественной убыли.

– Это как понимать?

Гаор пожал плечами.

– Не будут метелить нас? – объяснил ему вопрос Зима.

– Не знаю, – ответил Гаор. – Майор сказал, чтоб не тянули.

– Значит, блатяг седни и отсортируют, – кивнул Слон.

– А нас? – сразу спросил самый молодой, мальчишка совсем по виду, которого все называли Мальцом.

– Им не до нас будет, – ответил Седой. – Ты, Рыжий не высовывайся так.

– Всё равно ни хрена не видно! – засмеялся Чалый.

Гаор вернулся к нарам и сел.

– А ещё клейма есть?

– Есть, – кивнул Седой. – Квадрат с волной – это убийца и насильник, маньяк, и квадрат с косым крестом, пленный и изменник Родины. Но я о них только слышал, ни разу не видел. О твоём тоже… у тебя первого такой. Может, и ещё есть, но их давно не применяют.

Гаор кивнул.

– А сортировка… это что? – спросил он Седого.

– Определяют продажную категорию и цену, – спокойно ответил Седой. – И решают. На аукцион, или по заявке. Желающие приобрести раба посылают заявки, и когда поступает, – Седой усмехнулся, – соответствующий контингент, их извещают. Приезжают, смотрят, договариваются о цене и забирают.

Гаор кивнул.

– Понятно. А что смотрят?

– Здоровье в первую очередь. Ну и… перспективы использования.

– Со слов или по документам? – задумчиво спросил Гаор.

– По документам. На тебя при оформлении и регистрации заводят карточку. Номер на ошейнике. Ты обращённый, и в твоей карточке записано, и за что обращён, и чем ты до обращения занимался, всё, что ты умеешь. Как тебя можно использовать.

– Ясно, – кивнул Гаор и невольно усмехнулся. – Так-таки и всё?

– По-разному, – ответно улыбнулся Седой. – Ну, уголовников, мочил и ворюг, обычно отправляют на шахты и другую тяжёлую неквалифицированную работу. Ценятся они дёшево. Иногда в палачи попадают.

– Куда? – потрясённо переспросил Гаор.

– Ну, пороть там, – вступил Чалый, – у нас в посёлке, я помню, был такой. С кубиком.

– Лютовал? – заинтересовался Малец.

– Поначалу шибко, а потом ему укорот дали, – Чалый хохотнул. – Аккуратненько. Ну и не дурак, сообразил. Мочилы, они умные, и жить любят.

– А ты не любишь? – тут же поддели Чалого под общий смех.

Усмехнулся и Гаор, ответив вместо Чалого.

– Жить все любят.

– Ага.

– Точненько.

– Жизнь тошна, а милее смерти.

Гаор с невольным удивлением посмотрел на сказавшего. Такого он не слышал, но до чего ж здорово сказано!

– Ты чо, паря, – удивлённо ответил на его взгляд тот самый лохматый, что вчера рассказывал о Таргуйском отстойнике, – не слышал разве?

– Не слышал, – ответил Гаор и улыбнулся. – А здорово сказано.

– Ну, Бурнаш могёт, – засмеялись вокруг.

– Давай, Бурнаш, поври ещё чего.

– Поскладнее, а?

Бурнаш горделиво взъерошил обеими руками бороду, почесался, взлохматив волосы.

– А чо ж?

Гаор со всеми приготовился слушать, но тут раздался стук дубинки по решёткам.

– Камеры к уборке!