Начало

– Вот помнишь, ребя, мы там эти дуры пустотелые делали, так там, Рыжий, веришь, нет, отбой, надзиратель казарму запрёт и дрыхнуть уходит, а там хоть огнём всё гори, – рассказывал Чеграш, – решётки промеж отсеков плёвые, пролезть как нечего делать…

– Это они, небось, по директорскому пузу рассчитывали, – засмеялся Гиря, – он бы точно застрял, а нам-то…

– Главное, к побудке на место успеть.

Гаор невольно засмеялся и тут же закашлялся. Осторожно тронул шею, вроде мазь впиталась, и попробовал сдвинуть ошейник вниз. Тот неожиданно легко сел на основание шеи. Сразу стало легче дышать. Гаор откашлялся, перевёл дыхание и ответил.

– Это в любой казарме главное.

Парни переглянулись.

– В любой это как?

– Ну, в солдатской.

– А рази там запретно?

– Там же свободные.

Гаор сел, подобрав под себя ноги. Уж о чём-чём, а о казармах он мог рассказать.

– В казарме нельзя. Выйдешь по увольнительной и гуляй, как хочешь, только патрулю не попадайся, – начал он.

– И сильно гулял?

– Ты, что ж, солдатом был?

– Был, – кивнул Гаор. – А гулял по-всякому. Как с монетами было. За увольнительную тоже не один гем заплатить надо.

Седой, улыбаясь, смотрел на них и слушал, не вмешиваясь. Камера жила своей жизнью, и всё это казалось Гаору уже привычным и даже не слишком отличающимся от того, как он прожил большую часть своей жизни. Ну, мятые штаны и рубахи вместо формы, ну, небритые и лохматые, ну, в ошейниках, а так-то… бабы, жратва, выпивка, кто что когда видел и пробовал по этой части.

– И послаблений не было?

Гаор невольно помрачнел.

– Когда послабления… не к добру они. Перед Чёрным Ущельем нам тоже… строевой нет, начальство нас не трогало, девок, кто хотел, прямо в казарму приводили.

– Это почему? – спросил Чеграш.

– Смертники, – пожал плечами Гаор. – Оттуда живым мало кто возвращался, а со смертника какой спрос. Если я в Чёрное Ущелье назначен, мне «губа», ну, гауптвахта, – пояснил он, заметив недоумение парней. Они снова не поняли, и он уточнил, – вроде тюрьмы для военных, но ненадолго, а так, не больше трёх декад.

– Ага, понятно.

– Давай дальше, Рыжий.

– Ну вот, мне не то, что «губа», мне и трибунал не страшен. Всё равно уже. Дальше фронта не пошлют, меньше пули не дадут. Нас и не трогали.

Парни слушали, приоткрыв рты. Набралось ещё слушателей.

– А Ущелье? Это что?

– Это в горах, – Гаор стал помогать себе руками. – Ну, вот две как стены, а между ними дорога. И река. Они лезут, мы отбиваемся. Мы вверх сунемся, нас вниз скинут. Вот такой чехардой. То бомбёжка, то обстрел, то атака, – он невольно поёжился. – Мясорубка. Мы кадровые, аттестованные, ещё держались. А новобранцев привезут, за сутки состав уполовинится, а через декаду и сменять некого.

Он уже не следил за тем, понимают ли его, знают ли разницу между аттестованным рядовым и новобранцем, потому что, то, прежнее, всё сильнее овладевало им. О Чёрном Ущелье писать он не рискнул, взялся тогда за Малое Поле, посчитав менее опасным, хотя и там навидался и такого, и всякого. Но Чёрное Ущелье…

– А потом?

– А потом перемирие подписали и Ущелье отдали. Так на хрена нас там штабелями укладывали… – он выругался, обрывая рассказ.

Надзиратель уже колотил по решётке, скрипели колёсики тележки, и Слон строил четвёрки. Войны нет, надо жить. Ещё одно присловье с той поры.

А после обеда привели новеньких. Двоих постарше и парнишку вроде Мальца. Все прирождённые, чувствовали и вели себя уверенно. Войдя в камеру, что-то сказали. Гаор не понял, но догадался, что это и приветствие, и, похоже, вроде пароля, потому что откликнулись радушно, и Слон сразу определил их на места. Гаор понял, насколько его поведение отличалось от положенного, и задним числом снова подумал, как бы всё обернулось, если бы не Седой. Но… но похоже, у рабов свой не только Устав, но и язык. И Седой, кажется, его знает. Стоит поучиться.

Седой лежал, прикрыв глаза, а рядом сидел, будто охраняя его, Зима, и Гаор решил отложить вопрос с языком на потом. Успеется. Лишь бы Седого на торги не забрали, но говорили же, что торги только с утра.

– Рыжий, – позвал его сверху Чеграш, – играть будешь?

– Давай, – согласился Гаор.

– Тады лезь сюда.

Гаор перебрался на верхние нары и сел напротив Чеграша, подобрав под себя ноги, чтобы греть их своим телом. Ступни хоть совсем отошли, но здесь к врачу не попросишься, просьба может и боком выйти, слова санитара о печке, где лежат те, кто ходить не могут, намертво отпечатались в памяти и пояснений не требовали, так что береги свое здоровье сам, больше оно никому не нужно.

– Давай.

– На обе и вперехлёст? – хитро предложил Чеграш.

– Давай на обе, – усмехнулся Гаор, – кон по десять.

Хоть не играл он давно, но был в себе уверен. Чеграш посмотрел на него с уважительным удивлением, и они начали.

Пять конов подряд Гаор выиграл.

– А ты чего хоть для затравки не проиграешь? – поинтересовался Чеграш, потирая отщёлканный лоб.

– Лоб берегу, – серьёзно ответил Гаор. – Ещё давай? Или хватит?

– Ща, смотри, Лыска покупают.

Гаор повернулся к решётке и стал со всеми смотреть.