Читаем Начало гражданской войны полностью

Земство завопило о контр-революции, вмешались не то чехи, не то союзники и разоружили все русские войска. Очевидно, разразилось то брожение, которое было во Владивостоке еще во время моей поездки и поддерживалось тайными агентами Хорвата; уже тогда было очевидно, что офицеры более склонны итти за известным генералом Хорватом, чем за каким-то выскочкой, лизавшим ноги у разных эсеров, ненавистных большинству за свою глупую и разрушительную для государства политику.

26 августа. Владивостокские события выясняются в следующей версии: после долгих тайных совещании хорватовские агенты склонили владивостокские организации, давно настроенные против Толстова, признать командование над ними генерала Плешкова; при этом пришлось принять меры против поддерживавших Толстова войск; тогда, по просьбе земства, союзные консулы приказали разоружить все русские войска, что и было исполнено.

В результате обезоружена и опозорена единственная приличная русская военная организация Волкова; приличное всегда гибнет, а дрянь вроде Семенова и Калмыкова попала под чье-то союзное крылышко и процветает.

Правительство Хорвата, или, как его называют, деловой кабинет, делает пока только одни ошибки; слишком уже не терпится и хочется стать признанной властью. Ошибались горько те, кто выставлял Хорвата, как умного и ловкого дипломата; то, что делается его именем, определенно показывает, что он или плохой и неумный дипломат, или на нем ездят верхом такие же плохие и неумные советники; ведь только этим можно (в дополнение ко всему прочему) объяснить такие промахи, как попытки добиться признания путем разных пронунциаменто и подкопов под учреждения и лица, признаваемые de facto и союзниками и чехами.

28 августа. Толстов, куда-то исчезнувший во время волковского выступления, восстановлен консулами в своей должности, как ставленник единственной полупризнаваемой ими здесь власти земской управы.

Вызванному уже во Владивосток Плешкову пришлось, ради спасения лица, отправиться с каким-то поручением на «даурский фронт».

Ясно, что хорватовская комбинация со всероссийским правительством села в глубокую и смешную лужу; советники и вдохновители харбинского хозяина вообразили, что если столь знаменитая, по их мнению, величина, как Дмитрий Леонидович, соблаговолит принять на себя задачу устроить Россию, то все ему немедленно зарукоплещут, и войска, флоты и капитаны немедленно ринутся на помощь столь знаменитому вождю. Все это родилось в психологии мелких обывателей мелкого города и повторило историю синицы, хвалившейся зажечь море. Сляпали все очень скоро, про брод ни у чехов, ни у союзников не спросили, своим правителем никого не изумили и попали в самое конфузное положение.

29 августа. Настроение пестрое: то набегают розовые волны оптимизма и надежды, но когда оглянешься вокруг, то все мрачнеет. Что представляет из себя центр борьбы — Харбин? Разоренные эмигранты, вышибленные из привычной колеи и все потерявшие бюрократы, горящая мщением молодежь, напуганные национализацией заводчики и фабриканты, равнодушные ко всему, кроме наживы, спекулянты, атаманские орды распущенной молодежи, трясущийся обыватель, эсеровские и большевистские рабочие… и все это в густом соусе полного непонимания происходящего ныне исторического переворота. Сейчас головы высоко подняты у тех, кто в слагающейся обстановке видит только возможность сесть на старые места, закрутить все старые гайки, сторицею расплатиться с теми, кто принес все пережитое за последний год, и повернуть жизнь в старое русло. Опущены головы и злобно сверкают глаза у тех, кто хватил сладкого, но уже отброшен от него и боится, что не придет вновь его очередь.

Родина, умирающая и опозоренная, это и для первых, и для вторых только ширма, чтобы прикрыть свои истинные вожделения.

30 августа. Японцы энергично двинулись на Хабаровск и, конечно, с успехом.

Всероссийское правительство, своего рода Limited[148] с ограниченной сферой деятельности (не дальше забора, ограждающего эгершельдские тупики), очень много пишет, еще больше назначает.

Семеновцы свободно продвигаются на север; очевидно, что чехи нажимают на большевиков со стороны Байкала.

Красная хмара понемногу рассеивается, но кто-то ее заменит?

31 августа. Из Владивостока сообщают, что соединенное заседание военных представителей всех союзников признало назначение Плешкова главнокомандующим неприемлемым; неизвестны мотивы такого решения, очень для нас интересные, ибо могли бы разъяснить позицию и проекты союзников.

Обидно за Хорвата, что его толкают на разные faux pas. Теперь сделали из мизерного Толстова фигуру и победителя; пробный урок по главным отделам экзамена на государственность прошел у эгершельдских правителей с полным провалом. Харбинские представители союзников уверяют, что их выступление и разоружение русских отрядов произошло под сильным давлением Соединенных Штатов, и что они всецело на нашей стороне.

Вечером говорили, что оружие нашим частям во Владивостоке возвращено.

Перейти на страницу:

Все книги серии Революция и гражданская война в описаниях белогвардейцев

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное