Читаем Начало гражданской войны полностью

Хорват вернулся в Харбин, по внешности весел, но по светским разговорам, — надежд на «утверждение во временно занимаемой должности» никаких; на персональное его вхождение в состав новой власти все единогласно согласны, но по остальному — полный отказ.

Относительно Семенова отзыв сопровождавших Хорвата в его поездке таков: «обнаглел до последних пределов; иначе и быть не могло, раз такую ворону запустили в высокие хоромы».

10 сентября. С запада идут неприятные сведения о борьбе за власть, загоревшейся между сибирской областной думой и самарским комитетом членов Учредительного Собрания; в комитете, как сообщают, весьма левое направление вплоть до сохранения власти Советов.

11 сентября. Временный правитель изволил отбыть во Владивосток. Забастовка продолжается; как будто бы злой рок тяготеет над тем, чтобы ухудшать и без того достаточно кавардачное положение.

12 сентября. Нелепейшая забастовка продолжается; управление дороги ведет себя очень глупо, применяя жалкие приемы мелкого сыска, но не имея решительности объявиться хозяином, цыкнуть на служащих и заставить их или работать, или уйти, но вслед за тем немедленно вникнуть в нужды служащих и удовлетворить их.

Продолжается картина разъездов кандидатов на Юпитеры всех рангов, — конечно, экстренными поездами, с вагонами-столовыми, с семьями или заменяющими их институтами (секретарши, машинистки, сестры милосердия и т. п.).

И катаются господа взад и вперед, притворяясь, что спасают Россию.

13 сентября. Приехавшие из отрядов дегенераты похваляются, что во время карательных экспедиций они отдавали большевиков на расправу китайцам, предварительно перерезав пленным сухожилия под коленами («чтобы не убежали»); хвастаются также, что закапывали большевиков живыми, с устилом дна ямы внутренностями, выпущенными из закапываемых («чтобы мягче было лежать»). Хочется думать, что это только садическое бахвальство, и что, как ни распущены наши белые большевики, все же они не могли дойти до таких невероятных гнусностей.

14 сентября. В вышедших сегодня газетах на первом месте приказ командующего местными чехо-словацкими отрядами Гайды прекратить забастовку под угрозой предания забастовщиков военно-полевому суду. Приказ очень хлесткий, но, как выяснилось, он отдан post factum, после фактического окончания забастовки, прекращенной еще вчера.

Семенов отдает громовые приказы и требует подчинения себе всей полосы отчуждения К.-В. железной дороги, так как сибирским правительством он назначен командиром 5-го сибирского корпуса и главным начальником Приамурского военного округа.

15 сентября. Вечером видел телеграмму на имя Флуга из Западной Сибири, сообщающую, что положение там прочное и что идет полное объединение буржуазии и народа; последнее выражение мне очень не нравится и заставляет сомневаться в правдивости всего остального; никогда я не поверю в искренность такого объединения. Далее сообщается, что дело соглашения между Сибирью и Комучем почти безнадежно; оканчивается телеграмма указанием на необходимость немедленной помощи со стороны союзников.

Газетные сообщения подтверждают, что в освобожденных от большевизма районах Приуралья и Поволжья идет несосветимый кавардак; все лезут к власти, ругаются, подкапываются, совещаются, и ничего путного выдумать не могут. Большевиков кое-как еще прогнали, а дальше устроиться не могут.

18 сентября. Сидим под палкой главнокомандующего генерала Гайды, блеснувшего в беседе с представителями владивостокской прессы редкой развязностью и лейтенантской смелостью в разрубании самых сложных политических и военных узлов. Этот австрийско-чешский пузырь должен скоро лопнуть, но пока он воняет и осложняет наше и без того косматое положение.

19 сентября. Харбин подчинили чешскому полковнику Кадлецу. Семенов едет на свидание с Калмыковым, который обосновался в Хабаровске, влез в большую дружбу к японцам и развернулся во все свое беззаконие. В общем над всем висит «русские дураки, разумейте и покоряйтеся, трепещите и безмолвствуйте», все равно перед кем, будь то чехи, японцы, китайцы, атаманы…

Гайда во Владивостоке заявил, что никакого хорватовского правительства не существует, и что Хорват должен вернуться на пост директора-распорядителя китайской дороги; быстро оперились братья-чехи по части вмешательства в наши дела.

20 сентября. Пестрота владивостокского положения украсилась появлением там чешского кандидата в сибирские Бонапарты в лице все того же Гайды; выходит, что кто бы палку ни взял, тому и быть над нами капралом; кандидат, судя по его речам, достаточно безграмотный.

Перейти на страницу:

Все книги серии Революция и гражданская война в описаниях белогвардейцев

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное