Читаем Начало гражданской войны полностью

На нас рычат все; на-днях японцы пригрозили даже нападением на личный конвой Плешкова за то, что начальник конвоя отнял у японских солдат избиваемого ими русского. Американские солдаты на станции Пограничной избили нашего коменданта; итальянцы разграбили товарный поезд… Недурны первые цветочки дружеской интервенции. Vae victis[150]!

Забайкальские хунхузы отличились чересчур уж громко: богатый иркутский золотопромышленник Шумов, выехавший на бронированном поезде Семенова с большим грузом золота, найден в реке Селенге с простреленной головой. И все это сходит безнаказанно.

4 ноября. Приехавшие только что из Западной Сибири рассказывают невеселые вещи про прочность тамошнего положения; к власти выбились случайные люди; их «случай» возбудил зависть многих аспирантов на такие же амплуа, и на этой почве идет глухая грызня, подкопы, сманивание на свою сторону вооруженной силы, попытки переворотов и пр., и пр.

Некоторые представители власти сделались смешными вследствие попыток изображать из себя важных гран-сеньоров; другие чувствуют непрочность своего положения и ничего не делают; настроение населения делается враждебным власти.

Калмыков развернулся во-всю. Всеволожский мне рассказал сегодня, что сюда приехал бывший у Калмыкова офицер Дроздов и заявил, что там не офицерская организация, а гнусная шайка самых отборных негодяев и форменных разбойников, учиняющих над населением невероятные насилия.

На-днях Калмыков приказал расстрелять свой «юридический отдел», заведывавший арестами, обысками и калмыкациями; кара разразилась за то, что атаман узнал, что чины отдела брали не по чину и мало сдавали начальству из получаемой добычи; перед расстрелом чинам отдела отдали на изнасилование захваченных разведкой девушек, обвиненных в большевизме; последнее было обычным приемом для добывания себе женщин, которые по миновании надобности выводились в расход.

5 ноября. Харбин осчастливлен прибытием самого атамана Григория Михайловича, конечно, на трех бронированных поездах; раскатывает по улицам с какой-то девкой, облепленной бриллиантами, владельцы которых, вероятно, там, идеже несть ни болезнь, ни воздыхание; сии бриллианты должны изображать кристаллизованную любовь к отечеству.

6 ноября. Что делается в Омске, остается неизвестным.

7 ноября. Получил предложение Флуга занять должность начальника штаба Дальне-восточного военного округа; при этом Флуг предупредил, что он, вероятно, уйдет, так как Омск не согласился на его назначение помощником Хорвата по военной части, и назначает на это место генерала Артемьева. По словам Флуга, он делает все, чтобы уничтожить атаманщину; первая очередь за Калмыковым, и хотя его и поддерживают японцы, но ныне собраны многочисленные документальные доказательства того, что Калмыков — квалифицированный военный преступник, и это будет предъявлено союзникам для обуздания японского сочувствия; для ликвидации же Калмыкова в Хабаровск будут двинуты из Забайкалья части 8-й стрелковой дивизии.

С Семеновым дело труднее, но его думают обезопасить, переместив его на чисто почетную должность походного атамана дальневосточных казачьих войск.

Я высказал Флугу, что при условии ликвидации атаманов я готов итти на любое место, но только при условии работать с ним; итти же в начальники штаба к незнакомому генералу Артемьеву, да еще при известной мне обстановке хорватского антуража, я уклоняюсь.

Акинтиевский читал письмо своего товарища по академии капитана Сумарокова, посланного в числе нескольких молодых офицеров генерального штаба в Читу для сформирования там настоящих штабов.

Сумароков пишет, что творимые у Семенова безобразия и грабежи не поддаются никакому описанию; за две недели застрелилось семь офицеров; расстрелы идут сотнями, и начальники состязуются в числе расстрелянных; про порку и говорить нечего, это обычное занятие.

Здесь, в Харбине, атаман и его прихвостни дивят харбинцев своими расходами и кутежами, оплачиваемыми десятками тысяч рублей, нарочно афишируя эту расточительность расплатами так, чтобы видела остальная публика.

Союзники грызутся и интригуют; на-днях у Флуга был французский капитан Пеллио (один из поддерживателей Семенова) и заявил, что генерал Нокс самозванец, что никто не разрешал ему начинать русские формирования, и что единственный законный уполномоченный союзников — это генерал Жанен.

8 ноября. Не было ни гроша, а вдруг алтын; получил предложение и на должность начальника отдела охранной стражи; своего рода embarras d'engagements.

В 12 часов в соборе торжественное молебствие по поводу именин Хорвата; зачем это лакейское подлизывание? Все те, которые опоздали на панихиду о государе, сегодня явились заблаговременно.

9 ноября. Зашел в штаб российских войск, до сих пор благополучно существующий; много народу, много сутолки; со стороны можно поверить, что кипит серьезная работа, так как все что-то пишут и суетятся; в действительности же работа сводится к осведомлению и контр-разведке, обратившейся в охранку, да еще к цензуре.

Перейти на страницу:

Все книги серии Революция и гражданская война в описаниях белогвардейцев

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное