Смитсон расспрашивал Дженифер Пауэлл об «особенностях» превращения мужчины в женщину, приставал к другим, допытываясь, на что это похоже — иметь взрослое сознание в теле ребенка...
Частенько по утрам у него у него слипались глаза. На мои недоуменные вопросы, Смитсон сказал, что провел ночь, разговаривая с лордом Томасом Хассаном:
— Мне всегда нравились кони! — ухмыльнулся он.
Отчет про содержателя цирка пришел через неделю после прибытия Смитсона.
— Глуп, как пробка! — презрительно сказал Фил, откинувшись в кресле. — Серьезной угрозы не представляет. Что он сам, что его компаньоны. Мы будем следить за ними, но вряд ли они снова осмелятся мутить воду у Цитадели...
Однажды утром, к концу второй недели, со дня приезда Смитсона, я проснулся от оглушительного стука в дверь:
— Джон!! Это случилось!! Открой дверь!! — донесся сквозь дверь голос моего друга.
Я вскочил, думая, показалось ли мне, что голос звучит немного по-детски... или, скорее, по-женски...
Не угадал.
За дверью красовался мой старый друг, но с парой козлиных рогов... вернее, пока еще рожек, на голове. Черты его лица слегка исказились расплющенным носом, а уши расширились и заострились.
Он почти заблеял, но сумел сдержаться.
— Кажется, однажды ты назвал меня «старым козлом»!!
— Что-то не припоминаю, — с усмешкой соврал я.
— Не помнишь? Ну ладно, юный самец, — теперь я действительно старый козел! И, драконий хвост вам всем куда надо и куда не надо — я этим воспользуюсь!! — он направился в комнату, где мы работали над переводом. — А сейчас старый козел возвращается к осколкам и камням. Увидимся в мастерской!
Не удержав смеха, я начал одеваться.
Как хорошо снова быть вместе!
Перевод —
Предварительная редактура —
Литературная правка —
Год 705 AC, начало июля
Я касаюсь взглядом фитиля, и теплый огонек рождается во мраке. Произнося слова, давно забытые миром, я шагаю вдоль бугристой стены, одним только взглядом даря свет застывшим свечам. Как и тысячи раз до того, я приближаюсь к алтарю, шепча неподвластные времени, давно забытые миром слова. Медленно, медленно... Каждый жест выверен тысячелетиями. Каждый шаг — судьбой.
Широко раскинув повернутые вверх ладони, я опускаюсь на колени — почтение и подчинение, демонстрирует мое тело силам, властвующим в мире...
Я жрица.
Я поднимаю голову, устремляя взгляд на алтарь. На каменной плите лежит Его символ. Простой деревянный брус, с двумя перекладинами. В нем скрыта сила. Сила не подчиненная ни колдунам, ни магам.
Я — и только я имею право и власть направлять эту силу!
Я жрица!
Едва слышно шепчу я слова, пришедшие сквозь мрак и свет ушедших лет... Пламя свечей мерцает и колеблется, подчиняясь дуновеньям ветра, ветра дующего из ниоткуда, ветра дующего вникуда. Воздух потрескивает, насыщенный незримой силой и мой мех шевелится — как будто невидимая рука проводит ладонью по моим плечам. Я снова склоняю голову...
Он пришел.
—
Непроизнесенные слова приходят ко мне от сущности, стоящей за алтарем. Лицо его скрыто в тени, но запах... Запах его я узнаю всегда и везде!
— Мой Лорд... Вы пришли на мой зов... — шепчу я с привычной покорностью. Не подобает вести себя высокомерно перед таким могуществом.
И пусть в действительности он
Он пришел!
Он улыбается. Всей шкурой чувствую я сияние его улыбки. Как будто невидимая рука гладит мою шерсть, укладывая ее, шерстинка к шерстинке...
—
Я поднимаю взгляд...
Миг, равный вечности проходит, и я вспоминаю, кто я, и где я...
— Фермеры Метамора просят вашей милости, мой повелитель, — говорю я, опуская глаза к алтарю. — Погода этой весной очень плоха, дожди заливают поля, а лес наступает на расчищенные участки. От их имени пришла я сегодня. Прошу тебя, мой повелитель, помоги нам!
Он тихо смеется... Серебристый звук — отзвуки ласкового дождя, звон ручейка, шепот росы...
Я поднимаю взгляд!
Но в глазах Его печаль...
Я вновь опускаю глаза...
— Лорд мой, воля Твоя направляет на эту землю дожди и солнце, когда считает необходимым...
—