Начинается ночь

Да, он мастурбировал по пять-шесть раз на дню, да, он не только нюхал ее трусы от купальника, повешенные сушиться на перилах крыльца (никакого особого запаха, просто аромат озерной воды и чего-то чистого, неуловимого, смутно металлического — запах стальной ограды на морозе), но даже в каком-то слегка тошнотворно-алкоголическом запале надевал их себе на голову. Да, он чувствовал, что жизнь дала трещину и никогда уже не будет прежней, и, да, порой больше всего на свете ему хотелось, чтобы Джоанна уехала, потому что он не был уверен, что сумеет вынести то, что знал (хоть и не хотел этого знать, хоть и противился этому всеми фибрами души), что между ним и Джоанной никогда не будет ничего большего, чем сейчас, что он был и навсегда останется маленьким мальчиком, с трусами от купальника на голове, и что эти пьянящие дни с Джоанной — начало его неизбывного, длиной в жизнь, чувства горечи и разочарования. Некий демон счел необходимым подвести его почти вплотную к тому, что представлялось ему счастьем (Джоанна аккуратно, но с аппетитом вгрызается — она не была ни зазнайкой, ни привередой — в чизбургер; Джоанна, сидя на ступеньках крыльца в шортах и белом топике, красит ногти на ногах розовым лаком; Джоанна, как всякий смертный, хохочет над одной из знаменитых сцен в "Я люблю Люси", которую крутят по их старенькому черно-белому телевизору), продемонстрировать ему то, что он всю жизнь будет хотеть и никогда не получит.

Влюбленность в Джоанну останется с ним навсегда, хотя в разные периоды ее образ в его сознании будет то укрупняться, то вытесняться, то пересоздаваться до такой степени, что, когда, годы спустя, разбирая в родительском доме вещи Мэтью, он наткнется на его старый школьный альбом, то сначала вообще не узнает Джоанну на ее взрослом фото — добродушная, круглолицая среднестатистическая красавица со Среднего Запада: довольно привлекательные пухлые губы, но чересчур узкие глаза; блестящие длинные волосы падают на лицо так, что практически закрывают лоб и правый глаз — популярная прическа того времени, не случайно уже десятилетия как вышедшая из моды. Нет, это совсем не Владычица Озера, ничего общего. В какой-то миг Питеру даже пришло в голову, что это не Джоанна, а какая-то другая крепкая, основательная милуокская девушка, которой назначено судьбой (что в действительности и произошло с Джоанной) выйти замуж за красивого самовлюбленного парня, с которым она познакомится на первых курсах университета, завести одного за другим троих детей и жить довольно спокойно и довольно счастливо в том, что впоследствии назовут сообществом-поселением. На смертном одре (а, скорее всего, на мостовой, куда он рухнет с разорвавшимся сердцем) он обязательно вспомнит один ленивый субботний день и вот этот эпизод.