— Речь не о конкретном человеке или его возможностях играть необходимую роль в определенной ситуации. Речь о самой сущности человеческой натуры как двусторонней картинки, которую невозможно подстроить под себя. Наши отрицательные черты не возникли сами собой, как и положительные качества. Все заложено в нас изначально и только люди, а также обстановка вокруг нас, позволяют тем или иным свойствам нашего характера проявляться в нужной степени. Мы заложники собственной природы, деться от которой не сможем пока живем.
— И все это есть в твоей повести? — спросила не без удивления.
— Конечно.
— Я подозревала, что там есть нечто большее.
Наступила неловкая пауза, за время которой успел протолкнуть в себя еще одну стопку. Голова кружилась. Музыка придавала действу поистине мистический характер. Хотел было заказать еще, но Макс пропал, не оставив после себя замену. Где он? — пронеслось в мозгу, все еще усиленно сопротивлявшемся опьянению.
— Он не придет, — ответила она на мой немой вопрос.
— Ты? Но как ты смогла?
— Да разве это важно, — она пожала плечами и угольно-черные волосы на ее голове заколыхались в такт ее движениям. — Я ведь здесь — ты этого хотел? Зачем тебе кто-то еще?
И правда…Разве не ради этого я преодолел немаленький путь от общаги до бара, украл деньги у бывшей подруги и теперь смотрю в ее глаза, не способный налюбоваться и презирающий даже мысль о том, что скоро все может закончиться.
— Что ты теперь пишешь? Над чем работаешь?
Я отрицательно покачал головой. За последние несколько дней у меня ничего не получилось. Пару раз хватался как ошпаренный за ручку и принимался водить по белоснежному контуру чертежного формата, как вдруг меня охватывало презрение к собственному труду. Бумага рвалась в клочья, ручки разлетались в стороны. Я кричал от ненависти к самому себе, что не могу выжать даже строчку проклятого текста.
— Неужели совсем ничего? — спросила она опять. — Да как ты живешь?
— Это вообще не жизнь…Я хочу умереть…
Последнее вырвалось у меня не случайно. Я давно стал ловить себя на подобных мыслях. Безразличие. Равнодушие. Все это лишь предвестники страшного, но они как никогда начинали кидаться на меня в последние дни.
— Не говори глупостей, — ответила она, — как будто жизнь заканчивается на какой-то книжке.
— А вот этого не надо! — я огрызнулся и чуть было не набросился на нее, но пьяные ноги едва не подкосились от резкого порыва, из последних сил удержавшись на месте. — Ты не знаешь, что все это для меня значит!
— Э-эй, — она раскинула руки как будто сдаваясь в плен, — я на твоей стороне. Не стоит тут кричать на весь бар — ты привлекаешь слишком много лишнего внимания.
Успокоиться было не просто, но мне все же удалось это сделать. Заняв обратно свое место, она как ни в чем не бывало продолжила говорить со мной. Это так сильно злило меня. Безразличие. Наплевательское отношение к моим книгам, труду, который я вложил во все это. Отчасти я понимал почему за последние несколько дней с момента отказа в офисе издательства я не мог ничего написать: я не хотел опять услышать отказ. Боялся. Как маленький ребенок у которого отобрали любимую игрушку, запретили брать ее и он в очередной раз идет просить разрешения.
— Все слишком сложно… Ты не сможешь понять.
— Почему ты так решил? — женщина повернулась ко мне всем телом, закинув ногу на ногу, оголив до неприличия верхнюю часть бедер. — Я что зря пришла?
— Нет, не зря, но это слишком личное.
— Да брось, — она расхохоталась, — Какие могут быть личные отношения мужчины и книги. Она же не женщина, которую боишься потерять или отдать кому-нибудь другому.
— Она гораздо больше, — перебил я ее, с трудом шевеля языком. — Книга молчит, но умеет говорит внятно и в нужный момент. Она не любит чужаков и никогда не откроется тому, кто этого не заслуживает. Книгу можно купить — это правда. Но цена ее гораздо выше, если знаешь, что искать на ее страницах.
На секунду мы оба замолчали. Где-то вдалеке тихо заиграла музыка. Люди наполняли танцпол, брали своих партнеров за руки и аккуратным шагом следовали на круглую площадку в дальнем краю бара, где продолжали вечер в неспешном танце.
— Мне кажется ты слишком себя гнобишь. Попробуй быть проще. Пиши каждый день хотя бы по странице, редактируй не спешно, а потом снова берись за перо. Быстро и просто. Вот увидишь, как через несколько недель у тебя на руках будет книга. Через месяц опять, потом опять. И рано или поздно ты найдешь своего издателя. Господи, Виктор, это же так просто, а ты сам создаешь себе проблемы.
— Это все глупости, — махнул рукой, — Я не могу и не умею жрать муку и высирать пирожки.
— Ты слишком груб. Нужно быть мягче.
В такой обстановке мы пробыли еще почти полчаса. Говорили обо всем, что так или иначе касалось меня, моего творчества, книг, которым так и не суждено было появиться в на прилавках книжных магазинов, работе.