Над кем не властно время (СИ)

Вспоминая о тех событиях, я очень надеялся, что матушка поняла иносказание и последовала совету. Сеферина начала выполнять упражнения Воина-Ибера еще в юности, а в 1534 году ей было за восемьдесят. Ей, возможно, оставалось совсем немного до раскрытия дара и сопряженного с ним омоложения. А это означало, что моя первая мать все еще может быть жива! И что она выглядит сейчас той молоденькой испанкой с черными глазами, высокой тонкой шеей и бесшумной походкой, какой я знал ее в далеком детстве!

Как это было удивительно...

И одноклассники, и преподаватели стали замечать мое возросшее усердие в учебе. Чтобы не слишком выделяться из общей среды, я ходил на все вечеринки и дни рождения. Один раз, когда мама уехала на выходные к подруге в Подольск, устроил вечеринку у нас дома. Как всегда в таких случаях, играл магнитофон, медленно двигались в нескладном танце парочки, те, что не танцевали, тихо шушукались или рассказывали анекдоты - в зависимости от пола. Курить нашим мальчикам пришлось на балконе, благо погода стояла ясная, сентябрьская.

Женя Пилюгина - рыжевато-зеленые глаза, желтые вьющиеся волосы, широкие скулы, - во время танца со мной вдруг спросила:

- Как ты думаешь: может ли сын генерала стать маршалом?

Я пожал плечами. Мысли мои витали далеко от подобных вопросов.

- Нет, - прыснула она. - Потому что у маршала есть свой собственный сын!

Я сначала рассмеялся, затем ошеломленно воззрился на нее.

- Не ожидал? - Женя дернула меня за рукав, чтобы я не прекращал двигаться в такт плавным звукам оркестра Поля Мориа.

- Услышать такую шутку от тебя? Нет, не ожидал.

- Но ведь я в этом году больше не комсорг, - пожала она плечами. - Все так шутят. Мне тоже можно, нет? Кстати, почему все-таки ты не вступаешь в комсомол? Я ведь теперь спрашиваю не как комсорг, а из чистого интереса.

"Из чистого любопытства", подумал я.

Что я должен был ответить девушке, буквально обстреливавшей меня сигналами, которым когда-то учила меня Консуэло, и на которые я решил больше не откликаться?

- Это - вопрос ответственности, - заявил я туманно.

- Ты все-таки не такой, как другие, - мягко проговорила Женя, поправив мне волосы, которые не надо было поправлять. И вдруг ошарашила меня еще больше, чем в первый раз: - Тебе хорошо, можешь не ходить на все эти занудные собрания!

Вот те раз! Даже в этом тихом омуте водились свои черти...

***

В середине сентября внезапно пожелтела одна-единственная ветвь рябины, стоявшей возле школы и заглядывавшей в окна нашего класса. Вся остальная крона ее еще была зеленой. Это зрелище напоминало человека с единственной седой прядью посреди черных кудрей.

Спустя месяц осень уже окрасила все лиственные деревья в различные оттенки цветового диапазона от кричаще-багрового до бледно-лимонного. Приходилось признать, что даже в мае, во время буйства зелени, в природе не было столь разнообразной палитры, как в эти последние несколько недель перед приходом зимы. Листья рябины за окном скукожились, превратившись в коричневые мохнатые венички, а над ними алели гроздья ягод. Я знал по опыту прошлых зим, что многие из этих ягод уцелеют до самого возвращения птиц из южных стран. И даже в снежные зимние дни они будут выглядывать из-под конических шапок холодной рыхлой белизны.

Перехватив мой взгляд, пожилая учительница литературы Софья Александровна улыбнулась и медленно процитировала:

Не жаль мне лет, растраченных напрасно,

Не жаль души сиреневую цветь.

В саду горит костер рябины красной,

Но никого не может он согреть.

Тихий гомон прекратился в самом начале есенинских строк. Читая, учительница смотрела прямо сюда, в угол, где возле дальней от доски стены сидели мы с Левкой. Я и в прошлом году замечал, как она, увлекаясь каким-то своим рассказом, смотрит именно в направлении этого угла. Но тогда мы с Левой сидели в другом ряду. А теперь мне постоянно казалось, что Софья обращается лично ко мне. Поначалу с ее стороны это было чисто механическим действием, но вскоре преподавательница, похоже, стала замечать мое ответное внимание.

В последнее время между мной и седенькой опрятной Софьей Александровной протянулась ниточка взаимопонимания и симпатии. Я удивлялся тому, как еще полгода назад умудрялся не замечать ее очевидной и искренней любви к словесности, которую она терпеливо пыталась привить лоботрясам и зубоскалам, переживавшим расцвет переходного возраста. Мне стало интересно, что именно она может сказать о том или ином литературном сочинении или персонаже.

Неожиданно мелькнула мысль, что неплохо было бы посоветоваться с Софьей Александровной своими соображениями о профессии режиссера. Как раз сейчас, когда взгляд мой поймали гроздья рябины, я воображал, как ставлю фильм. Скажем, о жизни своей жены. Или о моем друге Мануэле - участнике первой экспедиции Колумба. Который, кстати говоря, как я узнал уже после нашего с ним расставания, обладал от рождения даром орбинавта.