Над маковым полем

– Поверь, если бы ты для меня ничего не значил, то я бы давно отпустил тебя на все четыре стороны! Но я хочу помочь! Я честно хочу помочь! – с нажимом в голосе возражает парень, – лёгкий путь не значит лучший. А вообще, говорят, что наше настроение напрямую зависит от того, каким мы видим будущее. Так уж устроен Умберто. Если мы предвкушаем успех или ждём радостное событие, то и в настоящем отрезке времени пребываем в высоком расположении духа. Мы заинтригованы, улыбчивы, полны сил и энергии. Но если будущее кажется беспросветным и таким же унылым, то мы неподвижно лежим, уставившись в потолок, задыхаемся от горя и хотим только одного – конца. Как видишь, от депрессии до радости всего одна мысль. Поэтому найди то, чем можно предвкушаться. Займи себя интересным ремеслом. Услышь свою волю. Приведи себя в форму. Выработай привычку бегать по утрам, причешись и умойся, наладь пищеварение. Составь что-то вроде списка желаний. Организуй свою деятельность и искорени негативные убеждения о себе и окружающих. Я открою тебе один маленький секрет: жизнь может быть красочной, удивительной и многогранной без наркотиков. Тебе нужно только на неё посмотреть, – с вдохновением описывает картину Андерсен.

– Круто, – пассивно моргает Лох.

– Ну, и что вызывает у тебя эндорфины, помимо таблеток? Может быть, тебе нравится программирование? Или английский язык? Или музыка? Может быть, ты желаешь научиться играть на гитаре? Или на фортепьяно? Какие образы у тебя вызывает классические симфонии и увертюры? Или твой мозг больше отвечает на другие жанры? Слушай, а может быть, ты любишь природу? Ты хочешь попутешествовать? Мы бы уселись в поезд и бороздили просторы России! Мы бы любовались полями, дремали под умиротворяющую качку и гудение. Ах! Мы бы поехали к морю! Ты знаешь, насколько широко и восхитительно море? Его волны, словно мышцы, а пенистые гребни похожи на ажурные кружева. Знаешь, как приятно солёные брызги касаются голых стоп? Как нежно лучи солнца гуляют по лицу? Как свежо и ясно по утрам перед дыханием бриза? Сырой песок пристаёт к ногам, рубашка, словно парус, наполнена ветром. На побережье тихо, беззаботно и гармонично. У моря можно найти уединение и причудливые ракушки. Можно смеяться и танцевать на пляже. Можно загорать, плавать в холодной бодрящей воде, нырять с головой и касаться пальцами дна. Я читал об этом у Сафарли, – вздыхает Андерсен. – Или тебе ближе лес? Его берёзы, дикие цветы и чистый воздух? Пение птиц, слабое жужжание насекомых… Ах, я сам редко выбираюсь из дома. Пора бы это менять, как ты считаешь? – ласково воркует парень.

– Мне всё равно, – бурчит Лох, пожимая плечами.

– А что скажешь насчёт искусства? Или механики? Или экстрима? – загибает пальцы Андерсен.

– Когда ты от меня отстанешь? – отворачивается к стене Лох.

– Пока ты не испробуешь всё подряд в поисках увлекательного хобби, я не перестану предлагать тебе красоты мира, – хохочет его друг.

– Да ты ничего не понимаешь! Ты даже не представляешь, как мне паршиво! Тебе и в гробу не вообразить, какой пресной и однотонной может быть твоя сраная жизнь! – слезно цедит Лохматый.

– Ещё бы! – поднимается Андерсен. – Ты ведь ни черта не делаешь! Только лежишь, ноешь и жалеешь себя целую неделю! – жёстко, но прямо замечает он.

– Как будто в твоей ветхой квартире есть чем заняться, – злобно парирует Лох.

– Пожалуйста! – вытягивает руки парень. – Книги в твоём распоряжении! Хочешь – бегай с Купидоном в парке по утрам. Хочешь – ходи с ним по магазинам. Хочешь – запишись в какую-нибудь секцию. Сейчас много анонимных групп поддержки. Только ты же ничего не хочешь, – мерит его взглядом Андерсен.

– Эти группы поддержки нужны только конченым рецидивистам! – рявкает Лох.

– Какая наивная точка зрения, присущая юношескому максимализму, – легко укорачивается его собеседник. – Всё. Я считаю, ты достаточно похандрил. Теперь я не позволю прозябать тебе в плену покрывал, – констатирует он.

– А попроще в выражениях нельзя? – огрызается Лох, и Андерсен ликует тому, что Лохматый, наконец, ведётся на провокации. Что выходит из полного оцепенения. Что злится. Что покидает зону комфорта.

– Нельзя, мой друг. Никак нельзя, – простодушно отозвался юноша, насвистывая незамысловатую мелодию.

Магия

Мэрилин открывает глаза, и у Купидона открывается второе дыхание. Хоть он и не признаётся себе, но эта крошка становится дороже всех мальчиков, что приходили к нему за любовными галлюцинациями. Только вот её страшное истощение приводит Купидона в нечто, схожее с отчаянием. Эх, красота – понятие ужасно субъективное. Откуда у его бэби такие смертоносные идеалы? Почему девушки столь упрямы и инфантильны? Он мог долго биться над этой загадкой, но так и ни за что её не отгадать.

Когда его малышка пытается подняться, он кладёт руки ей на плечи и мягко укладывает обратно:

– Ты сильно слаба, чтобы делать резкие движения. Тебе стоит поберечь себя, – назидательно толкует ангел любви.