Над маковым полем

– Видишь ли, я не компетентен в этом вопросе, – осторожно оправдывается тот.

– Нет! Тебе просто на меня плевать! Лишь бы хорошее настроение испохабить, – злится девушка с прибабахом.

– Крошка, ни в коем случае! – тревожится блондин. – Лучше скажи, на кого ты бы хотела походить?

– На Скелиту Калаверас. Или на Катрин Де Мяу. Или на Оперетту, – сходу выпаливает Мэрилин, жуя жвачку с мятным вкусом.

– А-а, – симулирует понимание Купидон, завершая короткий диалог.

Весь оставшийся путь до автобусной остановки френды проводят молча, наслаждаясь пейзажами задыхающегося города. Дорожная пыль уютно лежит на траве. Трудолюбивые пчёлы уже гудят в клумбах, разбитых под окнами. Шлёпанцы слегка натирают стопы. Автобусное брюхо почти пустует: пару мест занимают пожилые дачники, кондуктор лениво ходит по грязному полу. Лох без лишних намёков выгребает мелочь из карманов и расплачивается за всех. Дали попадается счастливый билет, и серо-коричневая бумажка пропадает в его тёмно-малиновом рту.

– Ты действительно веришь в удачу? – надувает жвачный пузырь Монро.

– Конечно, – проглатывает скомканные бумажные ошмётки Дали, – должен же в неё кто-то верить, иначе удача обидится и потеряет уверенность в себе, – мудро поясняет он.

Лохматый добродушно прыскает смешком и отворачивается к окну. Бессмысленно пялится в заляпанное стекло. Подбирает подходящее музыкальное сопровождение. Постепенно автобус набивается мясистыми женщинами с безразличными лицами. Под их хлопковыми блузками просвечивают очертания бюстгальтеров, а светлые брюки натягиваются на ягодицах. Андерсен мучается то ли с картой, то ли с навигатором. После окончания «Heart Shaped Box» друг сообщает ему о прибытии. Купидон уже возится с чемоданом, Дали тоже поднимает свои сумки с торчащими отовсюду проводами, и группа бродячим цирком вываливается под раскалённый навес с заплёванными скамейками.

– Так, – разминается Лох, – куда теперь?

– Теперь придётся топать, – вздыхает Андерсен, и его команда послушно следует за своим вожаком.

Никто не хочет вести группу, дабы не заморачиваться о правильности дороги. Жара уже жалит прохожих знойным дыханием, и потовые железы принимаются за работу.

– Фу, – жалуется Скелита, – мне нужен веер. С кружевами. И пайетками, – пыхтит она.

– Мы обязательно купим, пупсик, – умиляется Купидон, и несчастное сердце Лоха разрывается от сострадания к своему готическому ангелу. К безропотному рабу желаний хищной гарпии.

Когда пешеходы, наконец, набредают на вокзал, то, не стесняясь, кричат «Аллилуйя!».

– Я уже очковал, что мы заблудились, и плакал наш Владивосток, – протирает очки Дали.

– Я тоже, – шепчет Андерсен, и горемычная пятёрка хватается за животы, сотрясаясь от неуместного смеха.

Но неопытным беглецам рано расслабляться – они попадают в мир электронных табло с жёлтыми названиями рейсов, электронных объявлений, толкотни и железнодорожного грохота. Их головы идут кругом от непонятных лабиринтов без закономерности и одинаковых поездов, похожих на тёмно-зелёных змей. Анаконд. Сетчатых питонов. Тигровых питонов. Ещё каких-нибудь толстых и жутких питонов.

– Кажется, нам сюда, – бормочет Андерсен, сверяя билеты с разрисованными вагонами.

– Ваши паспорта, пожалуйста, – просит проводница с аккуратно уложенными волосами.

– Ага…

Молодёжь суетится, а после с шумом втискивается в железную кишку и ищет свои места.

– Как необычно! – приплясывает Мэрилин.

– Вот наше купе, – произносит Андерсен, заходя в пятачок, окружённый коричневыми полками и раскладным столиком.

В ближайшие пять минут в миниатюрной коморке концентрируется вся суета: фиолетовый чемодан уплывает в спрятанный ящик, сумки бросаются на спальные места, Дали уже лезет за провизией. По узкому коридору спешно носятся чьи-то фигуры, обслуживающий персонал готовится к отбытию, и воздух густеет от превышенного лимита движений.

– Нас ждёт сорок семь остановок, – вертит в руках какой-то листок Купидон, – вы только поглядите на эти смешные названия станций! – веселится он.

Тонкий голосок Купидона. Зефирное лицо Купидона. Деликатный хохот Купидона.

– Хилок, – зачитывает он, – Могоча! Ерофей Павлович! Сковородино! Тыгда! Екатеринославка! – со звоном выкрикивает белокурый малыш.

– Ты нас уморишь! – надрывается Дали, хлопая себя по дырявой штанине.

Други заполняют пространство звуковыми волнами, но вскоре вагон сотрясает упругий, словно приступ кашля, толчок.

«Вот мы и тронулись, – думает Лох, – умом».

Пятый лишний

«Поезд, – размышляет Андерсен, – поразительно схож с Пушкиным – он также умело ямбит и волнует душу. Так же является устаревшим историческим артефактом, влекущим в свои минихоромы. Так же открывает великолепие природы. Так же заставляет задуматься о дружбе, о любви и других вечных вопросах».

– А кого хоть выгонять будем? – хрустит корейской морковью Дали. Лох вместе с ним уплетает кильку, обжаренную в томатном соусе.

– А? Что? – моргает парень, возвращаясь в реалии.

– Говорю, кого выселять будем, – повторяет Дали, – мест-то всего четыре, а нас пятеро тут тусит. – Он мешает острый салат одноразовой вилкой.