Над Мерапи облака

Трагедия Сукарно горька и поучительна. Поучительна своей печальной эволюцией от славной революционной деятельности к тяжелым ошибкам, к тому, что дорого обошлось и самому президенту, и его стране. Тем не менее политические противники не смогли перечеркнуть его прошлых революционных заслуг. По случаю кончины Сукарно в стране был объявлен национальный траур, печать откликнулась на это событие редакционными статьями, отмечавшими его роль как видного деятеля национально-освободительного движения, его прах был предан земле с почестями. Сукарно останется в памяти человеком, который внес большой вклад в дело борьбы за свободу и независимость своей родины, который хотел добра своему народу, но по своей натуре и личным слабостям не оказался на уровне задач, стоявших перед нацией.

Парии

Джакарта шестьдесят седьмого года.

Джакарта шестьдесят восьмого года.

Еще можно прочитать кое-где на заборах, на стенах домов воинственные призывы к избиению коммунистов.

Еще можно увидеть кое-где следы погромов. На Крамат Райя разрушенное здание ЦК компартии наспех подремонтировано и приспособлено под какое-то учреждение.

Это следы событий 30 сентября 1965 года и дальнейшего террора. Шрамы на лице города. А сколько незаживающих шрамов осталось в душах людей? Сколько исковеркано, загублено жизней, судеб? Сколько людей вышвырнуто за борт общества, стало отверженными, париями?

Вот по улице движется какое-то странное существо. Женщина. Возраста неопределенного. Судя по резким морщинам на лице, немолодая. Черная не от загара, а от грязи. Невообразимо грязны клочья ветхой одежды, слипшиеся и давно не чесанные волосы, ставшие какой-то бесформенной землистой массой. Засаленной тряпицей обмотана голень — незаживающая рана или язва. Тусклый взгляд женщины не выражает ничего, кроме беспредельно тупой и отчаянной отрешенности. Взгляд мертвеца или душевнобольного, утратившего всякие рефлексы и чувства.

Женщина идет, не замечая людей, не замечая ничего, не пытается просить милостыню. Скорее инстинктивно, чем сознательно, останавливается она возле свалки нечистот и подбирает банановую кожуру, на которой осталось немного съедобной мякоти.

Кто она, эта бездомная, отверженная?

— Это Амина. Тронутая она, «оранг гида», как говорят у нас, — сказал мне всеведущий разносчик газет и выразительно хлопнул себя по лбу. — Она совсем не старая, как это может показаться на первый взгляд. Года двадцать три — не больше.

От бойкого газетчика я узнал следующую историю.

Амина была красивой стройной девушкой с толстым жгутом иссиня-черных волос, студенткой университета. Она вышла замуж за работящего парня, который был на три года старше ее. Акбар работал типографским мастером и возглавлял местную секцию молодежной коммунистической организации «Пемуда ракьят». Все считали их отличной парой. Хотя Акбар был всегда занят общественной работой и часто пропадал на митингах и заседаниях, он старался найти время и для жены. В воскресные дни Амина наряжалась в цветной саронг и забиралась к нему на раму старенького велосипеда, и они ехали в кино или на море.

Это произошло вскоре после событий 30 сентября. К ним в дом пришли вооруженные люди и схватили Акбара. Они били его, а потом, скрутив руки обрывками проволоки, бросили в кузов грузовика. Что-то хрустнуло, словно раскалывающийся кокосовый орех. Это Акбар с размаху ударился затылком о железный борт и раскроил череп. Когда грузовик удалялся, Акбар был еще жив. Амина слышала, как он кричал от боли. Все это произошло в полночь.

Под утро та же самая орава вооруженных молодчиков пришла снова. Амина приготовилась к худшему. Может быть, на этот раз пришли за ней, может быть, собираются делать обыск. А она не догадалась даже припрятать книги мужа. Что с ним сделали эти люди?

Старший из молодчиков с нашивками не то капрала, не то сержанта коротко бросил: «Мужа не жди. Нет больше его», — и многозначительно подмигнул остальным. Те недобро захихикали и окружили молодую женщину кольцом, буравя ее липкими и въедливыми взглядами. Она еще не понимала, чего от нее хотят. Старший грубо схватил ее и бросил на циновку, кто-то другой зажал ей подушкой рот. Молодчики все по очереди надругались над Аминой. Они ушли с гордым видом победителей, забрав все, что представляло какую-нибудь ценность. Кому-то достался и ее праздничный саронг, свадебный подарок мужа, которого она никогда, никогда не увидит.

Днем пришел хозяин. Полуживая, растерзанная Амина плохо понимала, что он говорил. Кажется, что-то доброе, утешительное. Призывал в свидетели самого Аллаха и просил его покарать этих злых людей без чести, без совести. Но пусть она поймет и простит его, старого человека. Времена тяжелые. Эти головорезы могут расправиться и с ним только за то, что под его крышей живет семья коммуниста. Он боится не за себя, за своих детей. Пусть она поищет себе другое жилье.

Вокруг Амины была только темная, бессмысленная пустота. Был какой-то бессмысленный хаос звуков. И ничего больше.