Над нами миллион высоты

— Бывают осенью такие ночи — дождя нет, а сверкает с вечера до рассвета. Их у нас называют рябиновыми...

— Понимаю.

Смирин взял китель и, выходя из перевязочной в коридор, надел его в рукава. Незаметно появился Ахтан, заспанный, взъерошенный.

— Уже собираетесь?

— Едем.— Смирин показал на Петрова.— Знакомь­тесь.

Петров доложил о себе. И хотя лицо его изображало радость, внутренне он был разочарован. Не такого стар­шего врача ждал, считая дни,— в его представлении буду­щий начальник походил на Смирина.

Ахтан ответил кивком.

— И вы едете? — спросил у Петрова.

— Еду...

Смирин, задержавшись во дворе возле санитарной ма­шины, увидел солдата своего полка.

— Корженевич?

— Так точно,— одними губами произнес солдат.

— А я едва узнал...

Лицо Корженевича лихорадочно горело и было отечным, губы высохли, потрескались.

— С вечера голова гудит, что колокол...

— Почему не пришли в медпункт?

— Думал, пройдет,

— Думал...

Смирин помог солдату подняться на крыльцо, провел его кабинет.

— Верочка, халат!

Вера принесла халат, измерила солдату температуру. Молча подала термометр Смирину. Сорок и три десятых!

Смирин, осматривая Корженевича, все время разгова­ривал с ним: где был вчера, что делал. Прикладывал к груди фонендоскоп, вслушивался в хрипы, наконец поста­вил диагноз — грипп. Выписал направление в лазарет, попросил проследить, чтобы сделали дезинфекцию в ка­зарме.

— Корженевича немедленно положите в изолятор...

На ходу оделся, кликнул Петрова:

— Поехали!

7

Подполковник медицинской службы Сорочин встал в тот день рано. Решил без предупреждения основательно проверить работу полкового врача Смирина, поднять всю его медицинскую документацию, как это делают во время инспекторских проверок. Заранее был уверен, что всяких мелочей наберется с избытком, крупных же упущений за Смириным не водится.

Сказать по правде, упущения Смирина не очень-то ин­тересовали Сорочина. Их можно найти у кого угодно. Важно было посмотреть, как он работает, докладывает, а еще важнее — поучиться у него, чтобы самому так же отвечать начальству.

Проверяй, допрашивай начальническим тоном подчи­ненного и в то же время учись у него. Ничего не надо чи­тать, ни о чем думать: задал вопрос и сиди, слушай. Пусть подчиненный все как следует объяснит, скажет, где о том или другом написано, чтобы начальник остался доволен.

Дело в том, что Сорочин никогда не был старшим вра­чом да еще в истребительном полку. Служил младшим врачом в пехоте, потом попал начальником лазарета в ба­тальон аэродромного обслуживания и работу врача истре­бительного полка наблюдал издали и, так сказать, со сто­роны. Полковых врачей за последний год войны переви­дал много, но ни с одним из них не дружил. Да и какая дружба, когда не успели зарулить на стоянку последи и о самолеты, а полковой врач уже тут как тут. Обеспечивай, обслуживай, самолеты идут в бой. И все скорее, скорее!

Видно, с тех пор и невзлюбил Сорочин полковых вра­чей и их работу, не интересовался их обязанностями.

Года через три после войны его направили в Н-ск вра­чом медпункта, а еще через два назначили начальником медицинской части соединения в этом гарнизоне.

Сорочин струхнул, но не пошел к начальству и не от­казался, не заявил, что не подготовлен к деятельности на таком посту. Поди с неделю ходил к знакомому врачу со­единения под Н-ском, выспрашивал, что придется делать на новом месте службы, как себя держать. Присматривал­ся к коллеге, вникал в разные мелочи и лишь когда ре­шил, что стажировку прошел успешно, выехал в соеди­нение.

В военном городке первым встретил Смирина — тот шел с полетов. Увидел на груди у него значок академии и множество орденских планок. Не врач — генерал!

Сам он только мечтал когда-то об академии, потому что со скрипом сдавал экзамены и зачеты в Орловском мединституте. Что называется, вылезал на одних тройках и те "выбивал челом".

Маленький и сухощавый в студенческие годы, Сорочин не ахти как пошел в рост и на военной службе. Носил всегда тесноватую шапку, чтобы хоть она скрывала этот недостаток, сидя на самой макушке. Со стороны Сорочин очень напоминал восклицательный знак.

"Посмотрим, каков ты есть,— подумал Сорочин при той, первой встрече со Смириным.— Наград нахватал..."

— Одежда врача должна блестеть, а у вас китель, галифе...— Он покрутил носом.

— Спасибо за внимание к моему внешнему виду. Но я иду не в клинику, а возвращаюсь с аэродрома. На мне рабочая форма,— ответил Смирин, а про себя подумал: "Начальство по одежке встречает..."

Увидев, что его объяснение не удовлетворило Сорочина, сказал:

— Я полковой врач...

— Вы уже доложили.

— Сегодня на старте было пыльно.— Смирин легонько хлопнул себя по рукаву кителя.— Вот, смотрите.

— Вы полагаете, я не был на аэродроме?

— На нашем не были.

— На сотне других был...

— Стало быть, должны знать...

Отвернувшись, Сорочин смотрел в сторону, но видно было, что он очень волнуется: его в глаза упрекали в слабом знании авиации.