Над нами миллион высоты

Окончив училище лейтенантом, он служил в этом го­родке и однажды под влиянием минуты написал Вере, что­бы она без промедления приезжала к нему. Случилось так, что пока сборы да прощания, прошло две недели.

В городок Вера приехала утром, нашла нужный дом, квартиру, но уже не нашла лейтенанта. Дверь ей отворил какой-то капитан, пригласил войти. Не зная, кто она и что, рассказал: в этой, мол, комнате до него жил лейтенант. Сыграл свадьбу и уехал служить на север.

Сама не своя Вера побрела на вокзал. Опомнилась только у окошка билетной кассы. "Куда же я?" — ужасну­лась и вышла в привокзальный скверик. Светило солнце, проходили люди, жизнь вокруг шла своим чередом, а Вера ничего не видела. Ее лихорадило от унижения и обиды.

"Нет, домой не поеду. Там покажись только — засме­ют", решила Вера и подалась в город.

В городском отделе здравоохранения ей сказали, что акушерки требуются на сельские участки. Пожалуйста, могут направить хоть сейчас. И никто не поинтересовался, как она попала в город, почему ищет работу, никто не по­сочувствовал, не поддержал.

Уже без всякой надежды обратилась на улице к како­му-то военному врачу:

— Может, вам нужен фельдшер?

Майор-медик окинул Веру любопытным взглядом:

— А вы фельдшер?

— И акушерка...

Он посоветовал Вере сейчас же пойти в военный горо­док, рассказал, как там найти старшего врача части, ко­торому нужна была медицинская сестра.

— Скажете, что вас послал майор Смирин.

С того дня Вера работает в медпункте.

Весь военный городок заглядывался на новую медсестру. А она, уже наученная горьким опытом, была недоступна, настороженно держалась даже со Смириным и в то же время мучилась, ждала, что тот догадается о ее чувствах...

Отворилась дверь кабинета.

— Верочка, зайдите, пожалуйста,— попросил Смирин,

Сердце едва не выскочило из груди. Не помнила, как очутилась в кабинете.

— Садитесь,— сказал Смирин.

Веру обдало холодом, она потупилась, а щеки горели огнем.

— Я хочу сказать...— сидя за столом, начал Смирин,— Да вы знаете, что в начале войны у меня погибли жена с сыном...— Он поднял глаза.

Вера стояла, скрестив руки на груди, и было видно, ка­ких усилий ей стоило сдержать волнение. Лицо побледне­ло, губы пересохли.

— Жена и сын так и стоят перед глазами. Душа избо­лелась по ним...

— Я слушаю...

— Вечером разговаривал с вашим старшим врачом. Он когда-то служил в городе Климе и говорит, что там по вольному найму в воинской части работала врачом какая-то Смирина...

Брови у Веры подскочили вверх, на щеках появился румянец, взгляд прояснился.

— О боже!

Глядя в стол перед собою, Смирин задумчиво молчал.

— Вот хорошо бы, если б это была ваша жена! — ти­хо, но от всего сердца произнесла Вера. От ее голоса, в котором слышалась надежда, на Смирина повеяло теп­лом. Он встал, подошел к Вере.

— Искренне сказали?

— Я хочу, чтобы так было...— выдохнула Вера.

Смирин сжал ее руку, секунду помедлил, словно в раз­думье, потом привлек девушку к себе. А она, податливая и трепетная, вздрогнула всем телом, руками обвила его шею.

— За то, что ты такая, Верочка...— Через силу ото­рвался от нее и, сдерживая дыхание, принялся расхажи­вать по кабинету. Верино участие растрогало его, и он говорил и говорил, преисполненный благодарности, а Вера ловила каждое слово, обреченно чувствуя, как тает, гинет давнишняя надежда, которой она жила все это время.

— Чует мое сердце, что вы найдете семью...

— Спасибо, Верочка...— Он оглянулся и увидел, как содрогнулись ее плечи, как покатились из глаз чистые крупные слезы. Вера не отворачивалась, не вытирала их — смотрела на Смирина.

Помимо воли в сердце ее поднималось, росло новое чувство, радостное и широкое: вот рядом еще один счаст­ливый человек. С восторгом следила за ним, удивляясь его простоте, человечности. Она вдруг увидела, какую чистоту чувств пронес он сквозь огонь войны, не растратил и за прошедшие мирные годы. Где его жена, сын? Они обяза­ны быть живы!

Смирин еще больше вырос в ее глазах. Сейчас он был почти недосягаем. От этого на душе у нее стало светлее. Рядом с ним выросла и она. Полюбила такого человека, предпочла, его всем другим и... обрадовалась, что теперь в ее положении наступила ясность.

"Какой человек!" — еще раз с восхищением подумала она, поправила, словно опомнившись, на груди халат, по­желала спокойной ночи и вышла из кабинета, красивая и независимая, как и прежде.

Смирин сидел за столом и смотрел на дверь, закрыв­шуюся за нею. Незаметно подкрался сон, смежил веки...

Разбудил Смирина фельдшер Петров.

— Товарищ майор, спецмашины вышли на аэро­дром,— тронул он за плечо полкового врача.

Смирин с усилием раскрыл глаза, поднял голову.

— Пора? — глянул в позеленевшее окно.— Я сейчас...

Быстро разделся до пояса и в перевязочной под кра­ном стал умываться холодной водой. Под удивленным взглядом фельдшера громко отфыркивался, а потом с ра­достным чувством растирался полотенцем, пока не взя­лось краской тело.

— Петров, знаете, что такое рябиновая ночь?

Фельдшер приблизился к нему:

— Что-то не слыхал...