Над нами миллион высоты

Бомбардировщики шли плотным строем, держа курс на Ятвезь. Казалось, никакой силе не нарушить этого строя.

У Макарова по телу прошел холодок. Он еще крепче сжал ручку управления.

— "Орел — двадцать один", восьмеркой самолетов ско­вать истребителей противника! — приказал Зверев Анутюнову, и командир эскадрильи тут же повернул два зве­на влево.

"Значит, прикрытие,— промелькнуло в голове у Мака­рова.— Где же оно?" И только проследив, полет группы Анутюнова, он увидел повыше бомбардировщиков и чуть в стороне едва заметные точки, поблескивавшие на солнце. "Ну и глаз у Зверева!" — подумал с восхищением.

— Внимание! Атакуем ведущего и правое крыло бом­бардировщиков,— скомандовал Зверев и первым устре­мился вниз.

Макаров от огромной перегрузки врос в бронеспинку и только диву давался, как быстро увеличивались, росли черные силуэты бомбардировщиков. Зрение настолько обо­стрилось, что он отчетливо различил стволы пушек на хребтах самолетов "противника".

Силуэты выросли еще больше, и когда Макарову пока­залось — вот оно, самое время открывать огонь, Зверев приказал:

— Выход!

Звенья одновременно сделали свечки и потянули кон­цами плоскостей белесые шлейфы конденсированного воз­духа. Выйдя из атаки, они прошли немного с набором вы­соты, и снова послышалась команда:

— Атакуем еще раз!

Теперь атаке подверглись центр и левое крыло груп­пы, отвернувшей от Ятвезя на север.

Макаров сжал ручку управления до того, что в глазах заискрились радужные круги, выхватил свой самолет и ни на метр не отстал от ведущего.

— Держитесь! — подбодрил его Зверев, но Макаров не нуждался в этом — полупереворотом, точно, как и ведущий, вышел из атаки.

— А сейчас поможем Анутюнову, — сказал Зверев и повернул свою группу вправо. В момент, когда истребители прикрытия на вертикали потеряли скорость, Зверев атаковал их и, выходя боевым разворотом, заметил красноносый самолет посредника.

"Так они прихватили полковника Хмарука" — улыбнулся Зверев, увидев, как посредник метнулся в сторону.

Мелькала и кружилась, ярко освещенная солнцем земля, а синее небо темнело в своей безбрежности.

— Приказ выполнил, — передал Зверев на командный пункт. — Как поняли?

— Вас понял, — ответил Астахов.

— Иду домой, — сказал Зверев и повернул на свой аэродром.

Самолеты снижались по большому кругу, равняясь на ведущего. Потом зависали все ниже и ниже, и Макаров в  паре со Зверевым сел, зарулил. Вылез из кабины, снял парашют и спрыгнул на землю. Его подхватил под руки Смирин — ни о чем не спрашивая, тот понял, как счастлив лейтенант.

Гудела, звенела вся округа, слов нельзя было разобрать. А когда зарулил последний самолет, с командного пункта взлетела красная ракета.

— Отбой!

Смирин ехал с аэродрома вместе со Зверевым и без конца его распрашивал. Он был счастлив, что Макаров хорошо держался в полете, что группа Капустина тоже отлично провела атаки по целям.

— Интересно, как оценит наш вылет полковник Хмарук, — прищурился Зверев.

— А разве Хмарук с вами летал?

— Он летел с группой бомбардировщиков. Посредником был...

— Он-то оценит... — Смирин тронул шофера за плечо. — Я здесь выйду.

Машина на секунду притормозила и помчалась дальше.

Смирин свернул на полевую дорогу. Навстречу потянул свежий пахучий ветерок.

Дорога взбежала на пригорок. По обе стороны ее вы­сились вековые березы. Комли их были черные, шершавые, а ветви сплетались вверху зелеными косами, образуя длин­ный туннель. Из сплетения ветвей послышалась одна соловьиная трель, потом вторая... Смирин остановился, под­нял голову. И вот уже не одиночные трели, а целый хор соловьиных голосов словно опрокинулся на него. Тонко звенел чистый, как стекло, воздух.

Необычайную легкость почувствовал Смирин. Он прислонился плечом к стволу березы, ощущая, как разливает­ся в душе приятное тепло. Смотрел вдаль, вспоминал...

Соловьиная песнь вдруг оборвалась. И сколько Смирин ни стоял, сколько ни вслушивался — слышал только шум ветра, шорох листвы на деревьях, гудение пчел...

Придя домой, тихонько, чтобы не разбудить жену, во­шел в комнату, но Алеся окликнула его из кухни:

— Где ты был?

— Ты ничего не слышала? Ну, значит, крепко спала. А мы уже "отвоевались" и вернулись с аэродрома. Знаешь, за городком у нас есть местечко, где поют соловьи. Что-то невероятное!

— Завтра вместе сходим.

— Непременно! А я подумал: домой рановато, ты еще спишь, взял да и свернул на дорогу, обсаженную плаку­чими березами. Как посыпались трели — дух захватило. Когда-то, в сорок третьем, когда стояли в обороне на Кур­ской дуге, нам на рассвете не давали спать соловьи.

Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат,

Пусть солдаты немного поспят,—

пропел он легко и красиво.

Позавтракали, и Алеся стала собираться на работу.

— Я тебя провожу,— вызвался Смирин.

Вдвоем шли по широкой аллее, улыбались голубому небу, чистому утру. Было так хорошо, так покойно, что ни о чем не хотелось говорить.

Возле лазарета встретили Дыма. Он уже ходил без ко­стылей. С ним был капитан Кудлач.

И Дым заметил их, взял Кудлача под руку, пошел навстречу.

— Прошу внакомиться: моя жена,—сказал Смирин.