Вот и гадай, где тебя подстерегает случай. Знай этот подвох, командир с начальником штаба, накануне отправки злополучных Уставов ночь бы сами листали их и разрезали странички, чего не сделала в своё время недобросовестная типография.
В дивизии и армии служили дважды Герои Советского Союза Глинка, Брандыс, Беда, необыкновенной скромности были люди. Никакого чванства, величия. Как-то на комсомольском собрании попросили присутствующего комдива рассказать о своих боевых делах, он засмущался, покраснел и сказал:
— Ну, воевал. Как все воевал. Может быть, чуть больше везло.
Вот и весь его рассказ! Это потом уже, когда на смену скромным, порядочным, настоящим героям стали приходить молодые, пробивные, сверхэнергичные командиры, обстановка в частях менялась. Не всегда в лучшую сторону.
Первая катастрофа случилась этой же зимой. Во время посадки мощный снежный заряд накрыл «спарку», пилотируемую командиром полка, полковником Клименко, и лётчиком, старшим лейтенантом Портачёвым. Оранжевое пламя осветило угол ночного аэродрома, послышался взрыв и наступила мгновенная тишина. Всем стало понятно, что случилось непоправимое.
Чёрная туча надолго повисла над гарнизоном. Никто не смеялся, не слышалось музыки и песен, даже кино не крутили. Простился полк с командиром и лётчиком, а их останки, запаянные в цинк, отправили на родину.
Через год опять катастрофа, опять разбилась «спарка». Отказ двигателя. При попытке посадить самолёт на поле аэродрома, лётчики «перетянули» ручку из-за боязни столкнуться с одинокой берёзой, самолёт вышел на закритические углы, потерял скорость и перевернулся… Погибли комэск, прибывший в полк по замене, и Жигалов Валерий. Комэска мы не успели узнать, а с Валерой знакомы с первых дней в полку. Отличный был парень. Его улыбающееся доброй улыбкой лицо стоит перед моими глазами, я отчётливо помню каждую чёрточку, тембр голоса.
За долгую службу много мне приходилось видеть слёзы жён и матерей, слышать их плач, но, как плакала жена Валеры, я не забуду никогда. Она не убивалась, не рвала волосы, не кричала истошно. Она тихо, бесслёзно, шептала. И в её словах, как в печальном рассказе, нескрываемая боль, боль утраты самого дорогого человека. Жизнь её до встречи с Валерой была сложной, трудной, он помог ей стать на ноги и распрямиться, он был с этих пор ей всем. «Только с тобой я поняла, что такое жизнь, — тихо говорила она, глядя на гроб и крепко прижимая к груди двухлетнего сынишку. — И вот я опять одна. Не успела сказать тебе слов благодарности, самых лучших слов…»
На учениях разбивается боевой самолёт… Старший лейтенант Логинов…
По гарнизону поползли нехорошие слухи. Исходили они от жён лётчиков, они обвиняли техников в плохой подготовке самолётов к полётам. Хотя ни в одном случае комиссиями не было сказано об этом и слова, тем не менее, слухи ширились, заполняли каждый уголок пространства. Возникали стычки. В ответ на упрёки, жёны техников говорили жёнам лётчиков, что их мужья не умеют летать, из-за этого страдают совершенно невинные люди. Командование и политотдел старались погасить раздор и в чём-то преуспели, только однажды брошенное необдуманное слово разделило общество на две части, посеяло недоверие и неприязнь.
Через год инженер эскадрильи предложил мне поступать в академию. Я отказался. Причина проста: за границей получали в два раза больше, чем в Союзе. И дело совсем не в том, что я был жаден до денег, этот недостаток мне не присущ, просто крайне необходимо было вывести хотя бы частично из нищеты родителей, поднять братьев и сестёр. По аттестату я переводил им деньги, покупал одежду и пересылал посылками.
— После будет сложнее, — предупредил меня инженер.
И всё равно я отказался.
Каждый отпуск вырывал кого-то из общества холостяков, общежитие опустело. В Дом офицеров, «Дом последних надежд», как прозвали его остряки, перестали приезжать на танцы девушки из госпиталя, и вечера стали невозможно скучными.
Однажды там я почувствовал на себе пристальный взгляд незнакомой мне девушки, она чем-то неуловимым отличалась от других. И одета, вроде, как все, причёска только вот другая да очень уж внимательные глаза…
Не дождавшись конца вечера, я вышел из здания и остановился в раздумье, куда же повернуть стопы: во мрак, в серость, в своё неуютное общежитие или к девочкам в общежитие. У них лучше, веселее, но не каждый же день отираться там. Если бы Катя не уехала, можно было бы навестить её. Катя — официантка лётной столовой соседнего полка. Красно-рыжие волосы прекрасны, серо-зелёные глаза огромны и ласковы, личико миловидно, точёная фигурка, по годам мы почти равные: ей девятнадцать, мне двадцать один. Мы счастливы, когда вместе, обходимся без слёз, без закатывания глазок, без вздохов и ненужных признаний в любви. Я скучал без неё, я ждал встречи, но мне почему-то не приходило в голову связать свою судьбу с её судьбой, что-то всё же мешало. А теперь нет её, и у меня пусто на душе.