Над окошком месяц

В Семипалатинске на гарантийном вертолёте Ми-2 отказал двигатель. Вызвали, как и полагается, представителя завода ПНР, где он изготавливался. Вызвать вызвали, а как его туда доставить? Город закрыт для посещений иностранцами. Начальник штаба армии, решив этот вопрос в верхах, строго наказал мне никуда с аэродрома не выпускать представителя завода. Прилетели мы с ним на военном самолёте Ан-12, быстренько кинулись искать причину отказа, чтобы успеть этим же самолётом, который на обратном пути в конце дня залетит за нами, улететь обратно в Алма-Ату.

Разобрались с причиной, ввели в строй вертолёт, ждём самолёт. Ждём час, два, три… Получаем сообщение с КП армии: «Самолёт придёт за пассажирами в понедельник». Это ещё два дня! Как удержать поляка на территории, ограниченной аэродромом, да и чтобы он не понял, что делается это специально? Если бы меня кто научил премудростям разведчика, как бы оно мне сейчас пригодилось!

Делюсь своей бедой с командиром эскадрильи. Глубокомысленно задумавшись, тот долго стоял каменной глыбой, а потом изрёк:

— Сегодня на подмогу к тебе пришлю инженера с канистрой и замполита. Замполит кого хошь заболтает. Завтра отвезём вас к бакенщикам на Иртыш, после чего твоему поляку дай бог вообще остаться в живых.

Первый остаток дня с канистрой, друзьями и замполитом провели на славу. Много говорили, смеялись, пели, курили… Выйдя на время из маленькой комнатушки военной убогой гостиницы, я чуть не упал без сознания, глотнув порцию свежего воздуха. А вернувшись, увидел, что мои собеседники сидят за столом и все без голов. Приподнявшись на цыпочках, я заметил и головы. Они были на своём месте, всё так же весело смеялись и шутили. Открыв форточку и дверь, мы выпустили такую порцию дыма, что прибежала дежурная.

— Вы тут живы? Не горите? — испуганно спросила она, разгоняя платком клубы дыма. Прокашлявшись, добавила: — Это ж надо столько накурить!

Следующий день был продолжением первого, только там ещё к нам подключились бакенщики. Они варили уху из королевской рыбы, а мы были со своей неразлучной канистрой, заполненной под пробку.

Среди бакенщиков был красно-рыжий грузин и три бывших зека.

Скоро дикие брега великого Иртыша огласились песнопением. Наверное, окрестности этих мест никогда не слышали такого песенного разноцветья. Одной из первых прозвучала, как и надо, песня в память атамана Ермака, покорившего Иртыш, тут же вспомнили про старый и мудрый Байкал, дочь которого, Ангара, тайно сбежала к молодому красавцу Енисею, не забыли волжскую «Дубинушку». Разогревшись, рыже-медный грузин затянул «Сулико», никто ему не подпевал, все слушали зачаровано. Наш уже в доску поляк растеряно крутил головой, отыскивая кого-то, кто бы ему рассказал, о чём эта песня. Я, как мог, собирая в кучу русские, украинские, польские слова, переводил это душещипательное произведение на польский язык, стремясь силой голоса и отчаянной жестикуляцией достичь понимания поляком смысла слов и песни в целом.

В ответ поляк, звали его Николаем, лет ему было, как и мне, тридцать, пропел нам на польском языке. Мы, нахмурив брови, ушли полностью в слух. Что-то знакомое до боли и родное слышалось нам на польском, а когда замполит поддержал на русском, мы поняли, что «Катюшу» знают в Польше не хуже нашего.

При свете луны кто-то вспомнил героическую, времён гражданской, но дойдя до слов «Помнят польские паны, помнят псы атаманы конармейские наши клинки», осёкся, поняв опрометчивость такого выпада, крепко обнял поляка и с надрывом в голосе прокричал: «Как людям нужен мир! Русский с поляком — братья навек!» Только напрасно он старался: поляк не понимал ни первых слов, ни вторых.

В понедельник за нами зашёл самолёт, и мы распрощались с гостеприимными хозяевами.

— Я всё понимаю, — потеряно сообщил мне сине-зелёный Николай в самолёте, — не понимаю только, зачем так?

В Семипалатинске стояли наши отдельные вертолётные отряд и эскадрилья. В отряде были ещё допотопные Ми-1. Довелось и мне на нём полетать. Я прилетел туда разбираться с «блуждающей» неисправностью — то есть она, то нет её. Проявлялась в полёте. Долго мы с командиром «гоняли» на земле двигатель, и всё без толку. Решили проверить в воздухе. На пятой минуте двигатель зачихал, задёргался, мне удалось «поймать» причину неисправности.