Читаем Над окошком месяц полностью

Однажды прилетели мы зимой в далёкий и холодный Семипалатинск с лётчиком-инспектором «для проверки и оказания помощи». Командир предложил нам посмотреть их пункт подготовки лётчиков к выживанию в сложных условиях. Мы согласились. Нас привезли на берег всё того же Иртыша. Две избушки в лесу: одна из них баня, вторая — обыкновенная избушка с лавками и столом. Баня уже топилась, в «горнице» накрывали стол. Нам с инспектором дали лыжи, и мы пошли вдоль Иртыша по проложенной лыжне. Зимний день короткий и сумерки сгущались на глазах. Посланный вдогонку лыжник догнал и сказал, что пора возвращаться, потому что мало бензина в электродвижке. Кто-то перепутал канистры и привезли другое. Это другое был спирт. Перед баней мы приняли по рюмке и зашли в парилку. Тепло, уютно, хорошо… Вдруг заморгал свет и тут же скоро совсем погас.

— Всё! — кто-то объявил в темноте, а прозвучало это как долгожданная весть о конце света.

В предбаннике — абсолютная темнота. На вешалке одежды нашей не было, она валялась на полу, мы же топтались по ней мокрыми, грязными ногами. При свете луны, стоя босиком на снегу, разбирали обувь и одежду… А когда посмотрели друг другу в лицо, то долго смеялись: наши физиономии были густо испачканы сажей. Тщательно тёрли лица и руки снегом, чтобы быть хоть чуточку похожими на людей. Сумятицу внёс бурливый по характеру и поступкам капитан Дима Бондаренко. Он был непредсказуем, и часто своими действиями ставил командира и замполита в тупик. Особенность его характера проявлялась после первой же выпитой рюмки. На праздниках и банкетах командир всегда кому-то поручал быть рядом с неугомонным Димой, и всегда заканчивалось это мероприятие комически. Дима, усыпив бдительную охрану, убегал «на волю» от жены и коллег. Появлялся в родном гарнизоне, как правило, через сутки. Однажды пришёл в разных ботинках — один чёрный, а другой большой и ярко-красный. Таким и поставил его в строй командир, чтобы пронять стыдом своего горе-подчинённого. Не проняло. А за Димой закрепилось: «Господин в красном ботинке».

Бич командированных — храпуны. Я не был таковым, и со мной в номере многим хотелось поселиться. К храпунам я относился как к неизбежности. Если засыпал раньше, то мне не страшен был никакой храп, я канонаду мог не расслышать. Если засыпал раньше сосед-храпун, я убеждал себя, что мне здорово повезло, а храп похож на бурю, которая вздымает огромные волны, и на этих волнах утлая лодчонка колыхает-убаюкивает меня.

Однажды в военной гостинице в Балхаше рассказали мне такую историю. Из заводов России перегоняли в ТуркВО большую группу самолётов. Старшим был генерал. Сели, зарулили, заправили, зачехлили, сдали под охрану, оформили заявку на перелёт, дождались «Урала», который «возит уголь, возит лес, офицеров ВВС», поужинали в столовой… Приехали в гостиницу в полночь. Весь суматошный люд уже видел не первый сон. Всю мелюзгу, от лейтенанта до капитана, да и майоров тоже, поместили в огромную комнату казарменного типа, а вот с генералом вышла заминка: отдельного свободного номера не было. Даже в двойном свободного места не оказалось.

— Есть тут одно место в двойном, но там полковник, — мялся администратор, объясняя свою беспомощность.

— Ну и пусть там остаётся, я не против, — подсказал выход администрации генерал.

— Да дело в том, что он храпит. Никто с ним не уживается.

— Господи! Вот беду нашли! — воскликнул генерал. — Мы тоже не лыком шиты!

— Как хотите, — говорит администратор, — только потом на нас не жалуйтесь.

Через полчаса после заселения генерала из этого номера с матрасом, свёрнутым в трубку, с выпученными глазами выскочил полковник.

— Ну и храпит, сволочь! Это ж какой-то кровожадный уссурийский тигр, а не человек! — были его слова.

Жизнь вертолётчика более земная, чем истребителя или бомбардировщика. Он чаще оказывается в гуще событий. Казалось бы, и не должно тебя касаться что-то, а касается.

Дежурил экипаж на маленьком аэродроме, скорее и не на аэродроме, а площадке, на севере Казахстана. Снег, ветер, мгла, безлюдье, скукотища. День близится к закату. Валяются на избитых кроватях командир и штурман, чертит что-то в тетради под тусклой лампочкой бортовой — студент-заочник. Ждут ужина. После — та же скука перед сном.

И вдруг стук в дверь. Стоят люди с обеспокоенными лицами, тревогой в глазах. Нужен срочно вертолёт, чтобы отправить трудную роженицу в районную больницу. Переглянувшись, члены экипажа закивали головами. «Но для полёта в таких условиях нужен спирт, — сказали лётчики, подумали и добавили: — две двадцатилитровые канистры». Пошептавшись, медики пообещали привезти спирт. И точно, к вылету спирт был у вертолёта. Бортовой залил в противообледенительную систему одну канистру, а вторую припас на всякий случай.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вдребезги
Вдребезги

Первая часть дилогии «Вдребезги» Макса Фалька.От матери Майклу досталось мятежное ирландское сердце, от отца – немецкая педантичность. Ему всего двадцать, и у него есть мечта: вырваться из своей нищей жизни, чтобы стать каскадером. Но пока он вынужден работать в отцовской автомастерской, чтобы накопить денег.Случайное знакомство с Джеймсом позволяет Майклу наяву увидеть тот мир, в который он стремится, – мир роскоши и богатства. Джеймс обладает всем тем, чего лишен Майкл: он красив, богат, эрудирован, учится в престижном колледже.Начав знакомство с драки из-за девушки, они становятся приятелями. Общение перерастает в дружбу.Но дорога к мечте непредсказуема: смогут ли они избежать катастрофы?«Остро, как стекло. Натянуто, как струна. Эмоциональная история о безумной любви, которую вы не сможете забыть никогда!» – Полина, @polinaplutakhina

Максим Фальк

Современная русская и зарубежная проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза