Над пропастью

«Пусть поработает недельку-другую,— писал он в сопроводительной записке,— а потом мы ее тихо уволим. При этом желательно, чтобы инициатива исходила от нее самой, так как у нее очень влиятельная покровительница, с которой я не хочу ссориться. И не вздумай давать ей деньги!»

Я выглянул в приемную: у порога томилась незнакомая девушка, рядом стояла большая сумка с багажной биркой.

– Ты Лариса?

Она кивнула в ответ и приблизилась чуть не вплотную, интимно заглядывая мне в лицо. Я не придал этому никакого значения и спокойно, как на картинке, разглядывал ее светло-коричневые, с желтыми крапинками глаза. Я взял документы, которые она держала наготове. Полистал паспорт, сунув нос в каждую страницу. Узнал, что ей двадцать три года, родилась в Ургале (кто-то из моих друзей оттуда родом, я не мог вспомнить кто), замужем не была, детей нет. Заглянул в диплом: выдан всего лишь несколько дней назад.

«Неудачно начинается твоя трудовая биография,— с сожалением подумал я. — И чем ты злодею не угодила?»

Ну да делать нечего — я сказал, чтобы писала заявление о приеме на работу.

– Потом зайдешь, я подпишу.

– Вы не сказали кем,— вмешался мой секретарь.

– Напиши пока: экономистом в отдел ценных бумаг. А там видно будет.

Тем самым я указал на неопределенность ее положения, решив держать ее не у дел. Ничего хуже, в смысле лучше, я придумать не мог, чтобы создать ей душевный дискомфорт.

В обеденный перерыв я отвез ее в принадлежавший банку одноэтажный особнячок со всеми удобствами — что-то вроде гостиницы домашнего типа, где постоянно проживала немолодая супружеская пара, в обязанности которой входило содержание и охрана жилища, а также полное бытовое обслуживание командированных, если таковые имелись.

После обеда я оставил Ларису обживаться на новом месте, а сам поехал в обладминистрацию, куда меня наконец-то пригласили для беседы. Там я встретился с председателем комитета по экономике и его заместителем. Разговор зашел о региональном клиринговом центре, который администрация предлагала создать на базе нашего банка. Я ответил, что не уполномочен самостоятельно решать такие вопросы (в эти дни я особенно часто и охотно прибегал к формулировкам типа: «Не уполномочен», «Не в моей компетенции»), но заметил, что это частный случай предложенной Морозовым финансовой реформы и что сам по себе он малоэффективен. А как насчет проекта в целом? Увы! Вразумительного ответа я не получил.

Вернувшись в банк, я подготовил докладную записку, которую отправил в Хабаровск с тем же курьером. В конце приписал несколько слов в защиту бедной девушки, к которой успел проникнуться симпатией. Мне понравились ее воспитанность и особая мягкость в обращении с людьми, какую не часто встретишь даже у женщин. Домработницу, которую ей никто не представил, она назвала ласково хозяюшкой. От приглашения пообедать с нами вежливо отказалась, ответив, что не голодна. Пришлось объяснять, что проживающих здесь кормят за казенный счет, поэтому нечего стесняться. За столом она полизалась, как котенок,— то ли чересчур скромная, то ли и впрямь не голодная. Лишь позднее я узнал, что она бережет фигуру, моря себя голодом. Отныне с ее легкой руки большой обеденный стол в гостиной (она же столовая) всегда украшали цветы с приусадебного участка.

Вечером я заглянул в ее комнату: она кроила отрез синей материи, купленный в этот же день. До поздней ночи за стеной строчила швейная машинка. На следующий день Лариса вышла к ужину в великолепном новом платье. Великолепие его заключалось прежде всего в том, что обилие красивой материи почти не скрывало прелестей, которыми щедро наградила ее природа.

– А ты без смокинга! — вместо комплимента пристыдил я шофера-охранника, по возрасту и по семейному положению больше подходившего на роль кавалера нашей очаровательной дамы. Но Игорь, как всегда, был суров и непроницаем.

После ужина смотрели телевизор. В гостиной было два дивана: на одном сидел Игорь, на другом я. Лариса присела на краешек рядом со мной — с той стороны, с какой наискосок от меня находился телевизор. Она наклонилась вперед, упершись локтями в колени, платье едва держалось на ее плечах, вырез доходил чуть не до пояса, охватывающего тонкую талию, и я видел ее голую белую спину. Потом она села глубже, откинувшись на спинку дивана, и стоило мне только скосить в ее сторону глаза, как я волей-неволей заглядывал в ее глубокое декольте. Иногда от движения рук перекрещенные половинки платья расходились и наполовину обнажали ее молодые полные груди.