Над пропастью

– Ни одно государство в мире не отказалось полностью от наличных денег. По вашему плану мы опять оказываемся впереди планеты всей. Почему вы не хотите просто довести соотношение наличного и безналичного денежного оборота до показателей развитых стран и этим ограничиться?

– Вот уже почти год мы на свой страх и риск внедряем в Южно-Сахалинске электронные деньги — пластиковые карты — и кое-чего добились. Так что вы не правы — я хочу довести соотношение наличного и безналичного денежного оборота до показателей развитых стран. Но для этого опять же нужен закон о специальной экономической зоне, потому что я не в состоянии провести реформу платежной системы своими силами и средствами одновременно на всей территории страны, для чего, кстати, по моему глубокому убеждению, требуются не столько деньги (их можно было бы найти), сколько все та же политическая воля. Почему я предлагаю этим не ограничиваться и полностью перейти на электронные деньги? Потому что лучшее — враг хорошего. Потому что всего лишь трехпроцентная доля наличного оборота (показатель развитых стран) и отсутствие единого центра, контролирующего абсолютно все денежные реки и ручейки по принципу сообщающихся сосудов, дают возможность существовать всем видам корыстной преступности и всевозможным финансовым злоупотреблениям. Конечно, не в таких масштабах. Издержки наличного денежного оборота в развитых странах со старыми демократическими традициями сравнительно невелики, и они с лихвой перекрываются «грязными» деньгами, в колоссальных количествах перетекающими в эти и без того не бедные страны из менее благополучных стран, и особенно из нашей несчастной страны. Не случайно одновременно с нашим непрерывным экономическим спадом у них наблюдается непрерывный экономический рост. От добра добра не ищут. Для нас же вопрос законности и подконтрольности денежных потоков — это гамлетовский вопрос: быть или не быть.

– Инструмент тотального контроля за финансовыми потоками — это инструмент абсолютной власти над обществом. Вас это не пугает?

– Меня пугает безвластие. Я же предлагаю впервые в истории России создать инструмент абсолютной власти закона, а не какого-то лица и не группы лиц. Технически и организационно это вполне решаемо. Законы, разумеется, будут издавать люди — на виду у всего общества. Как результат — никто не сможет сказать: «Хотели как лучше, а получилось как всегда». Если получится как всегда, значит, так и хотели. Сорвать маски с политиканов — это что-нибудь да значит. Если общество и после этого окажется не способным защитить себя от негодяев и проходимцев, что ж тогда поделаешь? С таким обществом в любом случае сделают все, что захотят. Сегодня наш народ как дерево — борется за жизнь молча и пассивно и по всем статистическим показателям проигрывает в этой борьбе. Нам не избежать радикальных мер, если хотим выжить. Полумеры, боюсь, уже не помогут. Вы правы в одном — в том, что не доверяете умозрительным теориям, когда дело касается судьбы страны. Именно поэтому я предлагаю создать на Сахалине специальную экономическую зону, чтобы на примере одной области показать, как в России можно и нужно строить демократическое процветающее государство. Как это получится на практике и какая модель окажется лучше — американская, шведская или сахалинская, жизнь покажет. Хуже, чем сейчас, не будет — это я знаю точно.

– Какие у вас инвестиционные планы на Сахалине и насколько они зависят от судьбы предложенного вами проекта финансовой реформы?

– Я бы мог пообещать, что пролью над островом золотой дождь в случае, если проект будет одобрен. Но в этом нет необходимости, потому что после реформирования платежной системы и наведения цивилизованного порядка от желающих вложить капиталы в экономику острова не будет отбоя. Это же очевидно.

2

У меня было такое чувство, будто командир-заговорщик вывел меня на Сенатскую площадь демонстрировать угрозу существующему порядку — столько, сколько позволит инерция этого самого существующего порядка. На Сахалине, куда я прилетел накануне описываемых событий, на меня были обращены взоры, и не только сотрудников банка.

Но пока ничего особенного не происходило: честные сахалинцы не спешили устраивать мне овации, а общественные паразиты — забрасывать меня камнями. Официальные власти также безмолвствовали. Ничто не нарушало привычного течения жизни, пока Иван не прислал со специальным курьером, перевозившим финансовые и другие документы, некую Беданкину Ларису.