Над Самарой звонят колокола

– Пусть все работают тако ж, как Копытень, и государь их своей милостию не оставит, – заверил он присутствующих алексеевских казаков. Оставив церковную паперть, атаман отправился осматривать крепостные строения, чтобы принять надлежащие меры к отражению возможного нападения гусар на пригород. Кто знает, где те гусары на этот час? Может, в ближних деревнях притаились, ждут выхода его отряда в поле, а там и офрунтят со всех сторон, посекут в открытом сражении, так что и государю весточку подать будет некому…

Близ полудня, осмотрев вал и частокол крепости, Илья Федорович собрал командиров на военный совет. На том совете и объявил свое решение:

– Примерную силу при капитане Балахонцеве мы знаем со слов Копытеня. Да и Алексей Горбунов от своих самарских знакомцев, отставных казаков и солдат, слыхал. Но не подошли ли в город обещанные гусары? И каково к нам расположение самарских жителей? Не встанут ли на вал сотенным ополчением тамошние отставные казаки да офицеры? Случилось ведь такое в Оренбурге. Хотел было своих подлазчиков к Самаре послать – узнать последние новости. Но по зимнему снегу близко незамеченным не подсунешься, конные разъезды узрят, схватят чужого человека и упрячут в амбар… Надобно послать такого, который, придя в Самару, мог бы все выведать, тамошних командиров напугать нашим якобы великим множеством. И после всего еще вольно выйти из города. А без должного разведывания сгубим отряд – государь Петр Федорович по головке не погладит.

– Ежели те головки вовсе при нас останутся, а не ссекут их конные гусары, – добавил негромко Иван Яковлевич Жилкин. – Кого же послать-то?

Атамановы помощники думали, рядили, называли то одного, то другого смелого казака. Гаврила Пустоханов сам было вызвался пойти в Самару переодетым беглым якобы священником из ближнего села, но тут из соседней комнаты вышел Антон Коротков, повинился, что влез без спросу в беседу командиров.

– Я пойду, Илья Федорович, – сказал он неспешно, продумывая каждое слово. – Никто чужой в Самару и в самом деле не пройдет незамеченным. А священников во всей округе протопоп Андрей за долгие годы всех в лицо знает. Никому чужому и веры на слово о вашей силе не будет.

Илья Федорович долго смотрел в глаза Антону Короткову. Тот не смутился, понимал, сколь многое доверяет ему в эту минуту государев атаман – либо победу под Самарой, либо возможную ловушку и позорное побитие всего отряда и верную смерть в страшных пытках на дыбе…

– Капитан Балахонцев тебя знает? – наконец-то спросил Илья Федорович, решившись послать купца в город на разведку.

– И капитан Балахонцев, а боле того знакомы бургомистр Иван Халевин да самарские купеческие старшины, – заверил Антон. – Им-то мои слова за сущую правду покажутся, а от них и к самарским обывателям тот слух перекинется, похлеще пожарной искры получится.

Илья Федорович встал с лавки, потянулся к иконостасу, бережно снял икону Божьей Матери, повернулся к Антону:

– Клянись жизнью детей своих, что злого умысла в твоих речах нет, но идешь на смертное дело с чистой верой в государя и в неминуемое торжество дела его.

Антон Коротков тяжело опустился на колени перед атаманом, перекрестил себя трижды, повторил требуемую клятву и поцеловал теплый от лампадного огонька медный оклад иконы.

– Бери коня и – с богом! – проговорил Илья Федорович. – Идемте, казаки, проводим хозяина за ворота.

Иван Жилкин, Кузьма Петров, капрал Пустоханов, Алексей Горбунов, сержант Зверев и Гордей Ермак вышли на подворье. День перевалил на вторую половину. С юго-востока тянул ровный ветер.

Антон Коротков грузно поднялся на коня, взял в руки повод, поклоном простился с атаманом и его сотоварищами и, поскрипывая седлом, неспешно направился крутым спуском к реке Самаре, решив ехать в город вдоль реки, а не по горному отрогу.

Купец без помехи миновал недавно пограбленные казаками хутора именитых самарских мужей. Оглядываясь по сторонам – не затаились ли где по дворам конные гусары, – проехал по улице притихшей Нижнепадовки и на ее дальней окраине приметил, что встречь ему, столь же бережно, едет одинокий всадник.

«Не иначе как от коменданта Балахонцева тако ж тайный доглядчик пробирается к пригороду! – насторожился Антон Иванович. – Ну нет, супостат! Супротивникам ход туда заказан… Лежать тебе в придорожной канаве с пробитым черепом!» – и нащупал в кармане полушубка увесистую гирьку на прочном тонком ремне.

Встречный приблизился, и Антон Коротков без труда признал в нем самарского целовальника Федора – рыжего и сутулого, зыркающего из-под бровей вечно голодными крысиными глазами. Антон Иванович не любил самарского целовальника за его извечное стремление снять с несчастного бурлака последнюю нитку, а в долг у него взять можно было лишь под двойной рост.

– Вот так встреча! Неужто это ты, брат Федор? – первым, делая вид, что крайне обрадовался, заговорил Антон Коротков. – Что за нужда гонит тебя, в стылую ночь глядя, неведомо куда?

Целовальник тако же признал алексеевского купца, но поостерегся, для большей безопасности спросил: