Над Самарой звонят колокола

– А ты откуда, Антон? Неужто по своей воле в Самару едешь?

Антон Коротков решил играть роль беглеца.

– Кабы по своей! Набежала в пригород воровская ватага, купцов пограбили, отставных чинов, кто выказал сопротивление, побили кого до смерти, кого до беспамятства… Я в холодной бане отсиделся. Как сбежал – Бог помог, не иначе. На хуторе взял коня, спешу известить коменданта Самары да и укрыться в городе. А ты, вижу, своей волей в когти ворам просишься? Езжай, езжай, в пригороде теперь такое творится – страх! Корова ревет и медведь ревет, а кто кого дерет, сам черт не разберет! Не-ет, скорее в Самару, под укрытие гусарских полков.

Целовальник, поеживаясь на ветру, ответил, что и он едет не своей волей, а по решению самарских жителей, которые без ведома коменданта Балахонцева собравшись на сход толпой у Большого питейного дома, послали его, Федора, проведать, великая ли сила сошлась к Алексеевску и каково там обходятся с мирными обывателями.

– Того я, брат Федор, самолично насмотрелся и наслушался за день, – решив повернуть целовальника в город, строго заявил Антон Коротков. – А ты, коль послали тебя, езжай, ежели в рай просишься и смерти не боишься.

– Да нет, должно, не поеду, коль ты всему самовидцем был, – тут же отрешился от своих намерений целовальник. – Аль я враг себе? Да и не змей о трех головах к тому ж…

– Ну, коль так, то поспешим. – Антон Коротков тронул коня в легкий бег. Целовальник послушным ребенком повернул своего мерина и погнал его за купцом. Антон вполоборота к нему досказал: – Явимся к капитану Балахонцеву да к бургомистру Халевину и все без утайки им поведаем. Еще скажу, что на околице Смышляевки приметил я за стогами тайно выставленный воровской караул. Коль дале поехал бы – аккурат им в плети да под расспрос угодил бы.

Целовальник, ойкнув, зябко передернул плечами и еще ниже пригнул рыжую голову, с трусливой нетерпеливостью поглядывая на приближающуюся Самару.

3

Сумерки пали на землю, но от чистого снежного покрова было довольно хорошо видно и темную дубраву за оврагом, и унавоженный Оренбургский тракт, уходящий от кузнечного ряда к охраняемым рогаткам у междуовражья, где еле различимо толклись на снегу дозорные. В сторонке, около караульного сруба, горел костер, у коновязи стояли четыре лошади под седлами; случись что – сполошным выстрелом дадут тревогу и пришлют нарочного на пушечный бастион, где постоянно пребывал с солдатами кто-то из офицеров.

Капитан Балахонцев снял рукавицу, теплой ладонью погрел крупный прямой нос: на стылом ветру прихватывало морозом щеки и ноздри, на усах быстро нарастали крупинки изморози.

– Господин капитан, идите к нам. Здесь гораздо теплее! – позвал коменданта подпоручик Илья Кутузов. Сойдя с бруствера, он хоронился возле безжизненных заледеневших пушек. И тут было довольно холодно, зато не донимал секущий редким снегом низовой ветер.

– Кто-то у рогаток объявился, – ответил капитан Балахонцев на приглашение Ильи Кутузова. Подпоручик по скользким ступенькам тут же поднялся к коменданту – от рогаток ехали трое: караульный казак с ружьем за спиной и двое обывателей.

– Откуда их принесло в такое позднее время? – крикнул Илья Кутузов, едва всадники приблизились саженей на десять к бастиону.

Пожилой казак рукой махнул в сторону Нижнепадовки.

– От пригорода Алексеевского, ваше благородие. Сказывает вот этот, будто тамошний купец. А это наш, целовальник Федор. Его всяк знает, как Протопопову собаку…

Иван Кондратьевич дал знак подъехать ближе, и всадники остановились у засыпанного снегом рва. Самарского целовальника комендант признал сразу, алексеевского купца Короткова – лишь вглядевшись. Понял – не по зряшному делу в ночь прибежал в Самару купец. Не такое нынче время, чтобы даже ради наступающего великого святого праздника Рождества Христова разъезжать темными вечерами. Шел седьмой час пополудни.

– Послан кем, ильбо сам по себе в Самару едешь? – сурово спросил капитан Балахонцев у Антона Короткова.

Солдаты подпоручика Кутузова, притопывая сапогами, с любопытством тянули шеи рассмотреть позднего гостя и узнать, что за новости привез он с вражьей стороны.

– Сам по себе прибежал в Самару, Иван Кондратьевич, а ни от кого не послан, потому как верный раб матушки Екатерины Алексеевны и готов послужить ей своим радением…

Капитан Балахонцев положил руку на плечо подпоручика, негромко сказал своему помощнику:

– Оставайся, голубчик Илья, на бастионе при команде. Я приму гостя, допытаю все доподлинно… Заодно и отужинаю с ним. А потом и тебе дам время подкрепить силы и отогреться малость. Казака отошли к рогаткам – пусть зрят в оба глаза вдоль оврагов, не крадутся ли тайно воровские отряды, чтоб на город налететь.

– Вдоль тех оврагов доглядывают дозорные казаки прапорщика Панова, – напомнил Илья Кутузов коменданту, который проворно, скользя по снегу, сбежал с вала в ров, утонул в снегу выше колен, но быстро и сноровисто выбрался на дорогу.

– А ты зачем ездил в поле? – строго спросил капитан Балахонцев у целовальника. – Что за нужда? К ворам вознамерился бежать?