Над Самарой звонят колокола

– Страшное время доспело, ваше благородие Иван Кондратьевич, – поддакнул Антон Коротков. – Мужики в драку кинулись без жалости к ближнему. Да и к себе тоже.

– Горшки и то в печке сталкиваются до треску в боках, а ты говоришь – люди в драке… – задумчиво отозвался Иван Кондратьевич на слова купца. Спросил, у кого остановится Коротков на постой. Тот ответил, что ему за хорошего товарища всегда был самарец Данила Рукавкин, у него и попросит угол, где б голову приклонить на это лихое время.

– Тогда ступай с богом, брат Антон. За службу матушке-государыне благодарствую. – Иван Кондратьевич встал из-за стола, проводил Короткова, плотно, будто из опасения, что поздний гость еще раз воротится и с более страшными вестями, прикрыл дверь в сенцы. Постоял некоторое время, не отпуская холодную дверную ручку. Когда застучали копыта коня под отъезжающим Коротковым, прошел в передний угол, встал перед иконой и перекрестился.

– Никакой разницы, Господь, от чьей петли умереть! Абсолютно никакой разницы: самозванцевы ли казаки петлю на шею накинут, государыни ли матушки палач по приговору ее криксрехта[14]… А ежели сотворю так, как умыслил, то при случае скажу: тебе радел, государь, оставляя город с огневыми припасами да с пушками исправными на бастионе… А будет тяжкий криксрехт – сошлюсь на то, что на мои слезные прошения ниоткуда поддержки не последовало… А что солдат да казаков увел без сражения – так чтоб та воровская шайка, взяв город приступом, ими ж не усилилась, как то в других крепостях случалось повсеместно… По тем моим разъяснениям, быть может, и не лишат живота, разжалуют в солдаты… А могут и казнить! По нынешнему времени человеческая жизнь – что кусок мокрого мыла, одной рукой так запросто свою судьбу не ухватить и не удержать…

Не сказавши денщику ни слова, Иван Кондратьевич оделся потеплее, потушил свечи и при тусклом мерцании лампадки оглядел унылую и словно бы ставшую чужой комнату комендантской канцелярии.

«Возвернусь ли сюда? – Тяжелые мысли теснились в голове, давили на виски до острой физической боли. – И как вернусь – не в кандалах ли да под стражей?»

Подпоручик Илья Кутузов, весь запорошенный снегом, встретил коменданта пытливым взглядом, спросил:

– Худые вести, господин капитан?

Иван Кондратьевич обреченно махнул рукой, дескать, хуже и быть не может. Упавшим голосом, словно и не командир он более, распорядился напоследок:

– С часу на час надобно ждать набега злодеев числом боле шести сот человек… Пошли рассыльного казака за прапорщиком Пановым. А тебе, голубчик Илья, надобно вытащить из цейхгауза оставленные там пушки и погрузить их на сани… Будем спешно оставлять город без всякого сполоха.

Илья Кутузов даже отступил от капитана Балахонцева на шаг, недоуменно, словно ослышавшись, уточнил:

– Бежим… от воров?

– От смерти бежим, Илюша. От бессмысленной и бесполезной смерти. Много ли толку в том, ежели злодеи переколют наших солдат на этом бастионе? Или, хуже того, солдаты бросят ружья и предадутся самозванцу, чтоб его буйным ветром унесло!

– А как же присяга? – Илья Кутузов никак не мог поверить, что решение капитана Балахонцева окончательно принято.

– Сей грех беру на свою голову, голубчик Илья. Повелит казнить меня матушка-государыня – знать, то и заслужил. Ты же исполнял приказ старшего командира… Ради счастья дочери моей единственной спасаю тебя, сынок мой… Вам еще жить да жить, а мы с матушкой… – И умолк, не договорив до конца начатое.

Илья Кутузов понял, что если они останутся на бастионе еще некоторое время, то и в самом деле утренний рассвет для них может и не наступить вовсе. Солдату проще, он покорится вражеской силе. А ему с капитаном воровским изменщикам служить не подобает, и, стало быть, побьют их при первом же приступе к городу…

Илья Кутузов порывисто схватил капитана Балахонцева за руку, горячо и искренне прошептал:

– Случись какому горю быть, Иван Кондратьевич, клянусь вам пасть в ноги матушке-государыне и молить о сохранении вашей бесценной для нас жизни. Вижу, честь свою кладете вы на плаху рядом с головой, намереваясь спасти подчиненных вам солдат… Прикажете пушки на бастионе заклепать дубовыми клиньями?

Иван Кондратьевич лишь один миг подумал и сказал:

– Нет надобности… Сгодятся еще.

Илья Кутузов, видя, в каком взволнованном состоянии пребывает капитан Балахонцев, осмелился напомнить:

– Ведь и воры потом могут ими попользоваться супротив нас же!

Иван Кондратьевич смолчал, будто не расслышал пояснения подпоручика, поторопил его:

– Делай, как я повелел, голубчик Илья. Каждый час нам дорог. Не забудь снять с караула солдат, у цейхгауза поставленных.

Илья Кутузов, отогнав от себя последние сомнения, сбежал с бруствера распорядиться послать за прапорщиком Пановым и собрать солдат и сани для выноса пушек и боевых припасов на подворье земляной крепости.