– Старались все по правилам сотворить. Днем испытаем, – ответил немногословный Наум Говорун, а рябой Потап Лобок на опасения атамана тут же скороговоркой выпалил:
– Сработали как нельзя лучше, батюшка атаман. Хоть сей же час самолично из обеих пушечек разом пальну, на божий храм ради бережения не перекрестившись! – И совсем неожиданно предложил: – Квасу хлебного не хочешь ли, батюшка атаман?
Илья Арапов засмеялся, спросил Анчуркина:
– Ты ли, самарец, их квасом потчуешь всю ночь, чтоб не спали? Помню тебя, приезжал ты с малолетком Жилкиным в Смышляевку меня с воинством в город звать.
Степан разулыбался, довольный, что атаман признал его. Торопливо ответил:
– Нет, батюшка Илья Федорович. Квасом и горячими щами их кормил тутошний купец Тимофей Чабаев, совсем недавно был здесь с харчами и кувшин квасу оставил. А я по дереву помогал Ивану Антоньеву, бондарь я по ремеслу.
Илья Арапов повелел канонирам:
– Поутру испытайте троекратно, потом перевезите пушки, все четыре, к волжскому берегу, поставьте у Большого питейного дома. Позицию, Сысой, подготовь сам, чтоб удобно было стрелять по волжскому ледяному полю… Думаю, что регулярная команда пойдет на нас от Рождествена.
– Сготовим позицию так, чтоб и по сторонам, вдоль берега, можно было бы палить, ежели солдаты надумают обходить позицию с флангов. Пущай подмастерья малость отоспятся, а после заутрени примемся ставить на санные лафеты оставшиеся четыре большие пушки. К завтрашнему полудню должны сработать.
– Надобно успеть к завтрашнему утру, Сысой, – озабоченно сказал Илья Арапов, – нам всякий час крайне дорог, братья.
Простившись с канонирами и хозяином кузницы, атаман пошел в гарнизонные казармы.
«Эх, времени у меня так мало! – сетовал Илья Федорович, сбегая с земляной крепости. – Послать бы во все села, ближние и дальние, с манифестом своих казаков да набрать пахотных солдат с тысячу!.. А так не учинилось бы, как под Ромодановым: начнут бить бомбами по городу – и разбегутся мои казаки по деревням, попрячутся кто куда, как и не бывши в государевом войске… Зубоскалят ведь охотники: веселье волку, как гоняют его по колку! Тако же и нас могут погнать, ежели не устоим… А может, зря так думаю? Теперь иное время – тогда-то мы одной лишь волостью поднялись. А теперь, гляди, Волга, да Яик, да за главного атамана у нас сам государь встал! А мужики да казаки за волю биться будут крепко…»
Оставшись доволен кухней и ходом строевых занятий, на которые поручик Счепачев вывел новона-бранных казаков, Илья Федорович, порозовевший от утреннего хваткого мороза, вернулся в комендантскую канцелярию к делам, вызвал Ивана Зверева, приказал прийти с бумагами и чернилами.
– Да пошли барабанщика Ивашку Жилкина за бургомистром. Пущай тот не мешкая явится с реестром, кто какой гостинец из самарских жителей принес для отправки государю Петру Федоровичу. Да скажи, пущай снарядит под те гостинцы должное число саней, я ныне отправлю в Берлинскую слободу нарочного с извещением.
Сержант Зверев четко повернулся и вышел. Илья Федорович снял полушубок, повесил на гвоздь, сверху накинул шапку, подошел к горячей печке погреть озябшие руки. Когда Зверев вернулся, указал ему место за столом у окна. Тот сел, поставил чернильницу, рядом разложил бумагу и перья – дескать, я готов к работе.
Прислонившись спиной к печке, Илья Федорович словно не замечал приготовлений сержанта. Тот терпеливо ждал. Наконец атаман, словно очнувшись, заговорил:
– Перво-наперво устроим здешние неотложные дела. Пиши так:
Сержант Иван Зверев, едва поспевая, скрипел пером, низко наклонившись над бумагой. Илья Федорович сбоку смотрел на широкоскулое и безбородое лицо Зверева, на то, как он шевелит короткими сивыми усами, повторяя про себя слова атаманова приказа.
– Написал. – Зверев перестал скрипеть пером.
– Тогда пиши дале:
Илья Федорович диктовал медленно, сделал маленькую передышку, и когда Зверев остановился, продолжил: