Над Самарой звонят колокола

Илья Арапов одобрительно кивнул головой, обратился к бургомистру с настоятельной просьбой особую заботу иметь о размещении и кормлении новоизбранных казаков. Теперь не лето, чтобы можно было разбить стан за городом и спать у костров под открытым небом. В солдатские казармы люди уже не вмещаются, потому как они рассчитаны на четыреста человек, не более.

– Утеснились изрядно, да народ к нам на службу идет всякий день по сту и более мужиков!

Иван Халевин поднял на атамана выпуклые редко мигающие глаза, словно приклеился к его лицу долгим цепким взглядом.

– Говори, коль есть какая мысль, – поторопил бургомистра Илья Федорович. – Али страшишься чего?

– Надобно отбить ворота бежавших из Самары именитых обывателей да и разместить там государевых служилых людей малыми, человек по двадцать-тридцать, командами. Наказать, чтоб бережно топили печи ради бережения от пожаров в городе, и пущай зимуют…

Илья Арапов хлопнул себя ладонями по бокам, быстро подошел к двери, распахнул ее и крикнул в сенцы, чтоб не мешкая позвали Ивана Яковлевича Жилкина. И к бургомистру:

– Дашь Жилкину своего человека. Укажи поименно бежавших именитых самарцев и пусть у каждых ворот поставит караульных казаков. В тех домах и будем размещать прибывающие к нам команды. Весьма разумно присоветовал, бургомистр, благодарствую! – Илья Федорович, довольный, потер руки: голова шла кругом от забот: куда принимать все новые и новые партии бегущих к ним на государеву службу людей? Отправлять в Алексеевск можно, но при нужде их скоро в Самару не вызовешь, хотя и об усилении тамошнего гарнизона надобно своевременно озаботиться на случай нечаянной воинской конфузии здесь, под Самарой, или нападения полевых команд со стороны Ставрополя… Так что людская силушка ох как еще нужна!

Ставя бургомистра и Хопренина в известность о возможно скорой баталии у Самары, Илья Арапов сообщил, что вчера поутру он послал своего нарочного к атаману Чернееву в Бугуруслан, известил его о воинских командах, идущих за Волгу, да о просьбе прислать к нему сикурсу, если будет у него, Чернеева, к тому возможность.

– А боле всего, други, имею я надежду на поддержку мужиков окрестных сел да деревень, для того и читаются теперь средь них манифесты государя Петра Федоровича. И на вас, самарцы, большая надежда – помогите отбить от города государевых супротивников! Горожане, особливо отставные чины, весьма к владению оружием способны, не то что мужики.

Халевин и Хопренин, переглянувшись – отчего это вдруг атаман засомневался в их посильной помощи? – заверили, что самарцы выйдут на сражение всенепременно.

– Вот и славно было бы, – отозвался Илья Арапов. – А я к вечеру жду возвращения из-за Волги своего адъютанта с немалой силой…

– Далековато ушли, – покачал головой Петр Хопренин.

– Ну, коль сегодня не успеют, то к завтрашнему пополудню всенепременно воротятся, – ответил Илья Федорович. – Тамошние мужики весьма обижены притеснением новоявленных графов Орловых и добывать себе волю из-под них будут старательно, не жалея живота своего.

Петр Хопренин хотел было что-то сказать, но умолчал, вздохнул протяжно и развел руки, как бы говоря: все во власти Господа…

– Будем ждать, – только и сказал он, поглядывая на атамана глазами, в которых застыла невысказанная тревога.

3

Есаул Гаврила Пустоханов догнал Василия Иванова, который ехал в голове команды, поискал полуденное солнце, но небо было подернуто размытыми непроницаемыми облаками.

– Отобедать бы пора, старшой, – уважительно назвал Гаврила атаманова адъютанта. – Да и кони притомились изрядно.

Василий обернулся к Пустоханову – у того под горбатым тонким носом на рыжих, словно морковным соком крашенных, усах образовались маленькие круглые льдинки. И короткая рыжая борода подернута инеем. Розовые от мороза щеки обтянуты гладкой, без морщин кожей, которая казалась насквозь промерзшей из-за того, что на скулах отчетливо просматривались красные паутинки кровеносных сосудов.

– Потри скулы – побелели, – посоветовал Гаврила молодому атаманову адъютанту.

Василий принялся шерстяной рукавицей растирать задубевшие щеки, пока не почувствовал легкое покалывание.

– В Шелехметях давай и отобедаем, – согласился Василий Иванов. – Как зачтем государевы манифесты, так и в трактир. А потом и дале двинемся. Селений впереди ого сколько понаставлено… Да сказывают, что здешние жители все больше из бывших волжских разбойников – народ, стало быть, нравом отчаянный!

Село Шелехметь открылось перед ними сначала зловеще черными крестами на белом фоне дальних снежных гор, потом улочками и строениями, приваленными могучими сугробами. По берегам замерзших волжских затонов дремали до весны высоченные голые деревья.

В село въехали под такой же, казалось, сонный собачий брех и в сопровождении толпы ребятишек, которые увязались за казаками от крайних изб с полузамерзшими маленькими оконцами.

Казаки по подсказке ребятишек живо отыскали звонаря и подняли этого косматого медведя из бани – берлоги, где ему было определено постоянное место для жилья.