Над Самарой звонят колокола

Гаврила Пустоханов задумался, прикинул, что до Осиновки надобно ехать почти столько же верст, как и до Рождествена.

– Не успеем к ночи воротиться с новоизбранными в Самару, – заметил он на молчаливый вопрос Иванова. – Команда уже разошлась по дворам, соберем не ране чем через час.

Василий Иванов посмотрел на солнце, на опустевшую площадь перед церковью, вдруг отчаянно двинул шапку на затылок.

– Дай мне, Гаврила, одного из караульных! Поеду до того села сам, объявлю манифест и указы. Коль и вправду тамошний приказчик ждет нас, то не мешкая воротимся всем скопом сюда, к Шелехмети. А потом поедем к Самаре в изрядном уже числе, Илье Федоровичу в большую радость.

– По пути у вас будет на волжском берегу село Винновка, Богородское тож. Так и там не лишне будет мужикам о государевом манифесте прознать, – подсказал Устин Мытарь. – А от Винновки до Осиновки рукой подать, вокруг горы от Волги объехать версты три, не боле.

– А от Шелехмети до Винновки сколь верст? – уточнил Василий.

– По тракту верст двенадцать считают, – ответил Устин и предложил: – Дайте мне верховую лошадь, и с я вами поеду до Осиновки.

– Решено! – твердо сказал Василий Иванов и направился к своему коню. – Не будем терять времени. Команда пусть отдыхает, здесь нас и ждите с пополнением.

Нахмурив брови, Гаврила Пустоханов тревожно покачал головой, предостерег:

– Не ткнуться бы вам в гусарские дозоры. Ну как и они уже к тем селам близятся?

– Твоя правда, казак: быстрая вошка первая на гребешок попадает. Памятуя об этом, будем ехать сторожко, – заверил есаул Устин Мытарь. – Давай нам еще кого-нибудь для пущей важности. И поскачем – рот нараспашку, язык на плечо, никакая гусарская сволочь за нами не угонится.

Гаврила Пустоханов отобрал из караульных казаков Родиона Михайлова сына, с которым Василий Иванов был знаком еще по Бузулуку – почти в один день были взяты в отряд атамана Арапова. Ранее Родион состоял в крепостных крестьянах помещика Гасвицкого. Родитель того помещика вместе с женой были умерщвлены восставшими крестьянами за их злобное к мужикам отношение…

Гаврила Пустоханов еще раз наказал долго в Осиновке не задерживаться, чтобы по вечернему времени воротиться к атаману.

Василий Иванов вставил ногу в стремя, легко поднялся в седло.

– Поехали, братцы. А отобедаем в Осиновке да заодно и поужинаем, ежели все будет спокойно.

– У тамошнего целовальника в кабаке преотличное вино, – подхватил Устин Мытарь, обернулся и на прощание помахал рукой есаулу.

Заснеженным трактом, едва примятым несколькими этим днем проехавшими санями, довольно скоро и незаметно за разговорами проскакали верст двенадцать до приволжского села Винновка. Въехали во двор тамошнего приказчика, но того и след простыл. Василий Иванов остановил коня посреди улицы, вынул пистоль и выстрелил в воздух. И, словно отраженное от горы эхо, в ответ захлопали промерзшие калитки. Перекликаясь от двора к двору, мужики быстро собрались к центру, где на конях гарцевали незнакомые, с ружьями, люди. Правда, Устина Мытаря с копьем в руке винновские признали сразу, посыпались вопросы: зачем пальба? И с чем они приехали?

– Приехали мы с манифестом государя Петра Федоровича! – ответил Василий Иванов. – А тем манифестом вам велено, мужики, отныне отнюдь на графов Орловых не работать боле, а числиться вольными казаками за его императорским величеством!

Кто-то отчаянно закричал «Ура-a» и подбросил вверх суконную шапку, вскинул обе руки с растопыренными пальцами, поймал и нахлобучил на голову – от Волги тянуло пронизывающим ветром.

– Читай! Читай нам скорее государев манифест! Давно прослышаны.

– Конец орловской барщине!

– Воля от государя нам вышла! Ура-а!

Более часа пробыли Василий Иванов, Родион и Устин Мытарь в Винновке, остригли на казачий манер до тридцати человек и повелели тут же, взяв какой-нито съестной запас, на санях и верхом, у кого есть седла, ехать в Шелехметь, где их приведут к присяге и возьмут в отряд государева есаула Говрилы Пустоханова.

У старого замерзшего деда Василий Иванов спросил:

– Что слышно о гусарских командах? Далеко ли они от вашего села, не сказывали ямщики о том?

Дед пожевал губами, долго глядел на заснеженную гору к западу от Винновки, потом сказал, и разобрать его слова было нелегко за безбожной шепелявостью:

– Вшера ехали мужики, шкаживали, штоят шолдатики… А где штоят, не упомню, мил шеловек, ей-ей, не упомню…

– Эдак мы ничего не узнаем, – раздраженно буркнул Родион Михайлов. Один из мужиков, услышав вопрос Иванова, подошел к ним, назвался ямщиком Гаврилой.

– Это я вчера гонял до Печерского, отвозил нашего приказчика. Так к обеду в Печерское вошла воинская команда во главе с немцем-маиором, имени его ненашенского не упомнил. Да видно по нему, как по той вороне, которая и за морем жила, да вороной и вернулась, что нравом крут и мужика не пожалеет, – тут же приказал выдать ему в санный поезд свежих коней! На час не задержавшись, спешно отъехал я из Печерского, чтобы и моего коня не побрали в обоз немцу под пушки. Надо полагать, казаки, что после недолгой стоянки и команда следом выступила.