Над Самарой звонят колокола

Не затягивая излишне, но и не пропуская важных фактов, рассказал Илья Кутузов о походе, о том, как по пути разогнали драгунской ротой мужицкое скопище в деревнях близ Бузулукской крепости, не умолчал и о том, как новоявленный там главарь ватаги Илья, из крепостных помещика Матвея Арапова, обманно увлек за собой драгун в барскую усадьбу да и похватал там всех. Рассказал и о роковом известии про конфуз генерала Кара: три дня, с седьмого по девятое ноября, гнали его мятежные отряды. Из пушек, к себе не подпуская, били весьма метко, чем и привели войско в крайнее расстройство и уныние, отчего почти все солдаты и предались самозваному императору, видя немалое с его стороны военное умение.

– У самозванца теперь служат и те сто семьдесят гренадер, которых полковник Чернышев из Симбирска послал для усиления корпуса генерала Кара. Там же, у самозванца, теперь и одна наша рота, да, пожалуй, за редким, быть может, случаем, и весь Ставропольский батальон. Как знать, может, еще встретимся по разные стороны вала…

– А что же самарские казаки? – Отставной ротмистр Петр Хопренин захрустел длинными костлявыми пальцами. – Неужто все предались тому самозванцу?

– Того доподлинно не знаю, – ответил Илья Кутузов. – Только думается мне, ежели б кто цел вышел из той баталии на Сакмаре, то догнал бы нас непременно… Ан никто не догнал, пока мы ехали трактом.

– А не от тех ли проводников, чтоб их буйным ветром унесло, приключилась измена? – не сдержался и ударил кулаком о стол капитан Балахонцев. – Надо же так довериться случайным людям. Не иначе, самозванца Пугачева подосланные вывести корпус к условному месту на реке Сакмаре. Так ты сказываешь, было их шестеро?

– Да-a, – будто вспоминая, заговорил Илья Кутузов. – Пятеро яицких казаков, а один в солдатском мундире… – И осекся на полуслове, прежде чем назвать всем хорошо знакомого Тимошку Рукавкина. – За старшего средь них был сотник Татищевой крепости Тимофей Падуров, депутат от тамошних казаков…

– Как? Тимофей Падуров? – Отставной ротмистр Хопренин даже с лавки привстал. – Нашего бургомистра Ивана Халевина двоюродный братец? Вот так новости нам! Не думаю, чтоб Падуров предался тому самозванцу, не думаю. Хотя… – И в сомнении развел руками, как бы говоря: по нынешним временам зарекаться ни в чем нельзя!

Илья Кутузов, запнувшись на Тимошке Рукавкине, и сам не менее Хопренина ломал голову теперь в трудном раздумии: неужто это они, проводники, подвели войско под воровскую засаду и под пушки? Неужто тот сотник с депутатской медалью был пугачевский атаман, а Тимошка Рукавкин у него в сотоварищах? Не может того быть!

«Тогда почему, – лихорадочно размышлял Илья Кутузов, – кричали из головы колонны, где был полковник с проводниками, что угодили в засаду, что произошла измена? Кто же изменил? Проводники? Эх, Тимошка! Знать бы заранее да наверняка – своей шпагой насквозь, как гадкую лягушку, пронзил бы…»

Вошел старенький и весь белый лекарь с черным кожаным саквояжем, молча поклонился коменданту и замер у порога, давая понять, что готов заняться пациентом.

– К вечеру, господин подпоручик, представьте мне уведомление для доклада по начальству, – приказал капитан Балахонцев. – А теперь вами займется доктор. После перевязки я прикажу отвезти вас на квартиру, отдыхайте пока…

Но уведомления Илье Кутузову писать не пришлось, пополудни в Самару прибыл комендант Бузулукской крепости подполковник Данила Вульф и ордером уведомил: через Борской крепости хорунжего Чеботарева известился он о том, что господин полковник Чернышев с корпусом от самозванца и раскольника Пугачева совсем разбит и взят в плен.

В тот же вечер в Симбирск был отправлен нарочный с пакетом для симбирского коменданта бригадира Ивана фон Фегезака.

Тревожное, как перед бурей, затишье охватило Самару.

* * *

Величаясь и раскланиваясь со встречными мирянами «семо и овамо», как шутливо на старинный лад любил он поговаривать, протопоп Андрей Иванов из самарского Троицкого собора, помогая себе дорогим посохом с костяной ручкой, торопливо семенил больными в суставах ногами. Только что прибегал посыльный из магистрата и покликал к бургомистру по весьма спешному делу. Дома протопопа не застал, извлек из-за стола у здешнего хлебосольного купца Данилы Рукавкина – чаи пивали да осторожненько судачили про объявившегося якобы государя Петра Федоровича.