Над Самарой звонят колокола

Илья Арапов неспешно прошел вдоль шеренги, оглядел солдат. «Малолетки справные, к походу было бы самый раз поставить средь моих постриженных мужиков… Из старших тако же с десяток в сани посадить можно. Прочих оставить для караульной службы здесь, чтоб разбоя какого не чинили лихие людишки, прельстясь смутой…»

И атаман обратился к солдатам с увещевательными словами:

– Удостоился я, солдаты, великой милости – был призван государем Петром Федоровичем пред ево светлые очи. Ево, императора, словом был наречен атаманским Званием и послан приводить под ево державную руку крепости на реке Самаре и до самой Волги. Враги наши, которые из бояр да помещиков да еще послушных царице попов, обманно прозывают Петра Федоровича беглым казаком Емелькой Пугачевым, чтоб бедный люд отшатнулся от своего заступника и тем предал ево для смертной казни… А вот пред вами тако же бывший гвардейского полка солдат, ныне поселенец самарского пригорода Алексеевска Горбунов Алексей. Послушайте, солдаты, что он вам скажет о самом государе без утайки и обмана.

Алексей Горбунов без робости вышел из-за спины атамана, снявши суконную мурмолку, поклонился солдатскому строю.

– Самовидцем я был, братцы, как в Невском монастыре отпевали якобы покойного государя Петра Федоровича. Токмо обман то был – слепили из желтого воску чучалу, надели на голову немецкий парик да в кафтан царский вырядили, а схожести никакой совсем. Лицезрел я объявившегося под Оренбургом государя. Говорю вам – истинный он наш Богом данный народу государь Петр Федорович! У самозванного казака нешто такой был бы державный взгляд – насквозь видит человека, будь ты енерал иль отставной солдат, как я пред ним стоял. И неужто беглому казаку Господь Бог дал бы разум объявить волю не токмо дворянству, но и черному люду на веки вечные? А к воле дать землю и реки, рыбные угодья, сенные укосы без дорогих откупов? Идите, солдаты, в войско государево! С ним мы победим всенепременно, токмо не оставляйте его безлюдно пред врагами да питерскими енералами. Я сказал, а вам думать. Токмо, братцы, некогда годить, коль пришло время родить! Так-то.

– Да чего там годить! – выкрикнул один из старых солдат. – Допрежь государыни Екатерины Алексеевны присягали мы на верность государю Петру Федоровичу. Стало быть, божье это дело и нет никакого греха вновь ему служить. А как придет он на Москву, пущай сам пред алтарем судится со своей женкой, кому из них на троне, одному аль вместе, сидеть.

Илья Федорович улыбнулся в ответ на хитрое солдатское рассуждение, сказал, что ежели среди них нет супротивников государю, то их бывший сотоварищ по службе Иван Яковлевич Жилкин и пострижет их на казацкий манер в знак того, что теперь все они подданные государя Петра Федоровича и являются вольными казаками.

– Иван Яковлевич, ты солдатушками займись, а с сержантами я сам побеседую, – сказал в заключение атаман и оставил душно натопленную казарму.

Сержант Зверев, стоя перед атаманом в положении «смирно», едва Илья Арапов заговорил с ним о службе государю, негромко, словно все еще раздумывая о своей судьбе, сказал:

– Весьма прискорбно, что с господином полковником погибли понапрасну столько офицеров, отказавшись от службы объявившемуся в живых Петру Федоровичу. Я на глаголицу взлетать не намеревался… О себе скажу – родом из государственных крестьян, в службе уже пятнадцать лет. Был в прусской кампании, служил у графа Александра Васильевича Суворова. Ныне, слышно было, он весьма успешно воюет с турками. Не приведи господь, ежели государыня Екатерина Алексеевна отзовет его от турецкого дела и пошлет супротив Петра Федоровича с войском – лихой вояка! Ну да то не нашего ума дело, быть может, и граф Суворов к нему в войско сам перейдет… По пулевому тяжкому ранению был отправлен в сию крепость в гарнизонную службу. Вот и весь мой сказ, господин атаман.

– Грамотен ли? – спросил Илья Федорович, вглядываясь в открытое и чистое лицо сержанта: бороду бреет, оставляет короткие сиво-рыжие усы. И на голове волосы русые, свисают прямыми прядями на лоб и на уши. Нос тонкий и прямой, в маленьких морщинах лоб.

– Грамотен, – подтвердил Иван Зверев.

– Будешь состоять при моей походной канцелярии за старшего. Манифесты государя копировать да донесения толково писать, – распорядился Илья Федорович и повернулся лицом к молча стоявшему у окна сержанту Куклину. Тот, при обращении к нему атамана, тоже встал смирно, сделав руки по швам, и четко доложил:

– Гарнизонная казна и ключи от нее в полном вашем распоряжении, господин атаман. По хворости своей (видно было, что сержант и вправду болен, – лицо красное, пышет жаром и виски мокрые от пота) в поход не взят, но как встану с постели – извольте располагать мною по вашему усмотрению.

– До поры будешь при новом коменданте Гордее Ермаке за помощника. А там как бог даст и дело покажет, – порешил Илья Арапов. И к Звереву: – Казну возьми в походную канцелярию. До утра отдыхайте, а ты, братец, в постель ляг непременно да попарься в ночь. Я кого-нито из старух к тебе пришлю, знающих в простудах толк.