Над Самарой звонят колокола

Илья Федорович обнял тестя за плечи, ласково, но решительно отказал в просьбе:

– Нет, Макар Иванович. Матушка совсем хворая. Как тебе кинуть ее одну? Да еще в зиму? И ежели мне долго в походе быть суждено, Аграфенушка с Федей каким чудом к дому прибегут, а дом-то совсем пуст и родных никого… Подумают, что сгибли все, уйдут куда-нито. Тогда уж воистину не сыщем друг друга, разбежимся по белу свету, как бездомные степные шары перекати-поля…

Макар поник головой, вздохнул, потом признал, что зять прав, дом оставлять пустым не следует. И повел атамана в кузницу отдать тайно от приказчика Паршина сработанные наконечники для копий.

– Без малого два десятка сумел отковать, – хвастался по дороге кузнец, заглядывая в лицо задумавшегося зятя. – Мужики где какое железо ни добудут, мне несут. А я, узнав, что Савелия в усадьбе нет, тут же за молот. Насадить-то наконечник на древко – пустяковое дело, я так стариковским умом думаю…

– Правильно думаешь, Макар Иванович. Эх, кабы теперь Аграфенушка да Федюша сидели дома, сколь спокойнее на душе-то у меня было бы! И на драку пошел бы, не оглядываясь: нашлись ли, воротились ли?

Илья Федорович скорбел, и скорбь эта, словно нестерпимая сердечная заноза-колючка, исказила лицо. Макар вдруг резко остановился, дернул зятя за рукав полушубка и с неожиданной суровостью выговорил ему:

– А ты иди и не оглядывайся, атаман! За тобой государево войско на супротивников идет. Тебе от батюшки-государя эвон какое дело поручено, не до вертения головой, стало быть! А об Аграфене да о Федюше дозволь мне, старику, изводиться и Господа молить. Почнешь, атаман, оглядываться, лицом запечалишься – и казаки подумают, что сердцем ослаб вожак, в робости побегут от солдат. Уразумел, сынок?

Илья Федорович даже крякнул от столь решительного выговора и обнял тестя за плечи, встряхнул его.

– Коль так, отец, то и давай толковать о деле. Показывай сработанное оружие. Я казаков пошлю в лес древки срубить да насадить железо на них. Ожидаю изрядного мужицкого пополнения в войско батюшки-государя.

Сготовленные копья перенесли в усадьбу. Дворник Фрол и два казака ушли в лес рубить древки, а Илья Федорович только было собрался отобедать в доме родителей Аграфены, как из деревни помещика Дементьева воротился Кузьма Аксак, а кроме бывших при нем яицких казаков, объявилось еще человек двадцать на четырех санях.

Илья Федорович встретил их у ворот усадьбы. Макар в огорчении встал рядом – опять семейного обеда не получается.

– Чьих людей привез, Кузьма Петрович? – Атаман вышел навстречу гостям.

– Половина из них соседи вашей Араповки, крестьяне помещика Дементьева, своей волей пошли в государевы казаки. Остальные – люди дальние. – Кузьма Аксак тяжело слез на землю, прихрамывая, повел вороного в конюшню. – Старшой средь них – отставной солдат Иван Чернеев, вона, на передних санях сидит. Он и скажет толком, куда и зачем едет.

Из саней, устланных сеном, вылез страшный от многоволосья на лице мужик лет пятидесяти, охлопал себя руками по бокам, выгоняя холод из тулупа после долгого сидения, потом торопливо подошел к Илье Федоровичу, из-под насупленных бровей уставил на него маленькие и хваткие, словно рачьи, глаза. Не снимая шапки, поклонился в пояс.

– Челом бью тебе, государев атаман, от мужиков и отставных солдат Бугурусланской слободы. А посланы мы под большим секретом от нашего начальства в стан государя Петра Федоровича звать его с войском в наши волости. Прозываюсь Иваном Чернеевым, сам из отставных солдат, воинскую службу знаю, с посильной пользой готов служить государю нашему.

Илья Федорович ответил на поклон, назвал себя и присоветовал:

– Ехать тебе, Иван, в далекий Оренбург нет надобности, потому как послан я с войском на Самару. Окромя меня, еще и Дербетев Федор Иванович, войсковой квартирмейстер ставропольских калмыков, он же сын калмыцкой княгини Анны Васильевны Дербетевой, отправлен государем под Ставрополь приводить все калмыцкое войско под государеву державную руку. Стало быть, и тебе дело найдется возле твоего Бугуруслана.

– Коль так, то надобно нам весьма спешно ворочаться в свою слободу. Тамо и ждать вашего прихода.

– Сидеть да ждать недосуг нам, государевым слугам: дождемся еще находа царицыных генералов с полками. Надобно помогать батюшке скорее силами собраться, – поправил Чернеева Илья Федорович. – Сделаем иначе, Иван. По взятии Бузулукской крепости я буду недолго ожидать от государя Петра Федоровича именного манифеста и указа идти воевать Самару и Ставрополь. С того манифеста спишем для вас копию, а вы с нею явитесь в Бугуруслан да в окрестные волости для всенародного прочтения. И тем нам изрядная подмога под Самарой явится, да и войско государя приумножится, ежели поверстаете в казаки охотных людей.

Иван Чернеев, смешно топорща длинные седые усы, вновь прикинул на ум слова походного атамана, признал, что с манифестом от государя приехать будет куда сподручнее и полезнее делу, согласился быть при атамане до получения того манифеста.