Вытерев вспотевшие ладони о штаны, Япония молча взял листовки и вышел на улицу, даже толком не одевшись под погоду. Он просто выбежал на улицу, с настойчивым видом развешивая объявления. Его не волновал рокот грома, которым угрожали тёмно-серые густые облака, нависшие над головой, даже когда пошёл дождь, Хонда, сердито хмурясь, оставлял листовки везде, где только мог: забирался на деревья, оставлял их под порогами, оставлял зажатыми в дверях, прикреплял к ошейникам собак, даже клал листовки на капоты машин, прижимая их камнями. В беспомощном отчаянии и тихом ужасе бродил по улицам, дрожа от холода, как брошенный кем-то зверь, не имеющий ни малейшего пристанища. Япония чувствовал, как тревожность ворочается сильнее, смешиваясь с испугом и раздражённостью, приобретая лёгкий оттенок досады. Он не знал из-за чего именно разозлился — с какой-то стороны это даже злостью не назвать. Но приглушённая, сдавленная где-то внутри обида выла и жгла, сколько бы Кику ни пытался её заглушить, она лишь разгоралась сильнее. Дождь с каждой минутой только усиливался, по акварельным дорогам ручьями текла вода, заполняя утреннюю дождливо-серую тишину шумным звоном. На улицах было так же пусто, как и поздним вечером: небо ещё не успело проясниться, лишь понемногу наполняясь синевой, наполовину затянутое тучами, да и в дождь мало кому хотелось выходить из уютного дома. Сильный морозный ветер забирался под рубашку, холодил кожу, вырывая из рук листовки, свирепо метая объявления в стороны и унося их куда-то далеко вперёд. Конечно, ничего не изменится даже если Япония завалит этими листовками весь Берлин — развешивая объявления сейчас, он всего лишь пытается успокоить самого себя, убедиться, что ещё не всё потеряно. От воспоминания о плохо скрытой угрозе в голосе Германии вдоль позвоночника Японии пробежались мурашки. В своей смехотворной панике он был жалок — Кику воротило от собственной неспособности преодолеть такие элементарные трудности, как найти новый дом для Кано. Хонда пережил множество войн и катастроф — столько, сколько никогда не выдержит ни один человек, а справиться с такой проблемой он не мог. Хотя здесь нет его вины, он сделал всё, что в его силах, но всё равно его не покидало ощущение того, что он нечто упускает, не видит возможностей, которые находятся прямо у него перед глазами. Только когда оставшиеся объявления размокли и изорвались, Хонда немного успокоился. Промокший до нитки, он устало вытер лицо рукавом, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. В плохую погоду у него всегда повышалось и без того высокое давление, отчего он очень рано просыпался и бесцельно бродил по округе, как привидение из старых легенд.
Вернувшись в дом Германии, Япония никого кроме Кано и трёх собак не застал: ещё один кот, живущий у Людвига, часто выходил из дома, но лишь в строго указанное время — Кику всегда считал, что коты исключительно свободолюбивые животные и дрессировке не поддаются, может, даже больше, чем люди. И допустимость одного лишь факта, что Германия умудрился выдрессировать своего кота, приводил в ужас. За свою долгую жизнь Кику встречал множество различных котов. И все они не были лишены остатков благородия и самоуважения: многие не давались в руки сразу же и горделиво водили в стороны хвостом, когда их хотели погладить. Иногда Япония задумывался о том, как кошачьи ведут свой быт, пока никто из людей не видит. Наверняка юные котята, играясь, воображают себя доблестными первобытными хищниками, отважными воинами или всем иным, что взбредёт в их головы. Юные кошки сидят поздними вечерами на ограде, в сотый раз нервно вылизываясь, осматриваясь по сторонам, выжидая своего возлюбленного. Старые кошки и коты собираются в небольшие компании, обсуждая молодняк, ведя седыми усами в воздухе и жалуясь на хвост, который болит к дождю. А молодые крепкие коты тайно собираются в подвалах, на чердаках или где-нибудь в тёмном тихом месте, втихую разговаривая обо всём, что им не нравилось в жизни, указывая на виноватых хозяев. Они молчаливо кивали, недовольно хлестая хвостами по бокам и приговаривая: «Да, нужно что-то менять, безусловно». Может, однажды они хоть что-то сделают, но пока ограничивались одними разговорами.