Или: нудную обстановку приемных оживят, пропилят панорамные окна, внедрят раздачу в бумажных стаканчиках тонизирующего напитка «Саяны» за счет учреждения, поставят кокосы в кадках, на столах разбросают ребусы, и вдоль стен — топчаны с облучением лампами «горное солнце».
Или (вариант идеальный): принимающие граждан начальники вдруг возьмут и зауважают время принимаемых граждан, неуклонно начнут соблюдать часы приема и дни.
Мало, как мало верится в это во все.
Оттого так глупо выглядит замысловатый врун, объясняющий очередной свой невыход на работу тем, что молния попала в сцепку вагонов метро, отчего полпоезда осталось в туннеле. Какая же, говорят ему, молния — ив метро? А он говорит: шаровая, скатилась по эскалатору — и в туннель. А ему говорят: получи строгача.
Но злостному из злостнейших прогульщиков и ленивцев, когда он прямолинейно и незамысловато врет про двухсуточное сидение в приемной у зава райфо верят, и безгранично. И тем же обеляет свой поздний приход в семью преферансист, или гражданин неустойчивого морального облика, или загульные по пьяному делу и др.
Долой же идеализм! Пока суд да дело, пора самим принимаемым позаботиться о себе. Хватит тупых сидений в приемных. Займемся повышением кпд ожидания. Есть положительные примеры, товарищи. Один гражданин, дожидаясь в милиции выдачи нового паспорта, к моменту его получения проштудировал кораблевождение, ныне плавает штурманом по Волго-Балту с нефтегрузами первого класса. Трое, упорно мечтая пожаловаться на не-качество подбивки штиблет, так и не добились приема, но выучились лопотать по-иностранному. В переводах одного из троих скоро выйдет академическое издание Шиллера.
Только тут ключ к успеху. А также — в миниатюризации всего производственного. Тогда автосборщик ЗИЛа свободно сможет отпрашиваться в какую угодно инстанцию. Там, в приемной, он раскроет чемоданчик балетку, размотает на коленях конвейер, и, глядишь, пока до него дойдет очередь приниматься — выдаст пару самосвалов на экспорт.
От этого дела пострадает, конечно, выручка на гортранспорте. У миниатюризации есть свой минус. Ведь по рассеянности тот или иной человек расплатится за проезд то завалявшимся в кармане между мелочью блюмингом, то хлебозаводом. Но это, будем надеяться, в систему не перерастет.
Над вечным покоем
Нет. Никогда. Ни за какие коврижки.
Схватив клещами автора за язык, упираясь ему ногою в живот — все равно вы не вытянете из него ни строки об искусствах. Спаси, сохрани и помилуй.
Тогда как прежде было здоровье и был запал. Выл свой письменный стол в молодежной редакции, и в этом столе было столько клопов, что ключи в замках не провернешь.
И были в то далекое время два разнузданных трио с гитарами: «Лос Мазутное проездос» и «Вос Марьинос рощос». Это были срамные полулегальные трио, и концерты они всегда давали в клубах, что расположены по ту сторону Окружной москов ской дороги:
пели шесть занюханных личностей, подкопченные паяльной лампой до цыганской кондиции.
И с каким удовольствием было бахнуто по ним фельетоном! Как сладко было помыслить, что не выйдут более два трио в просцениум «бацать» чечетку и визжать, как кишки в блокаду.
Да, распались два коллектива, распались, волшебна сила печати. Но через сутки, как вышла газета, в тот единственный самый холодный час ночи, когда птицы засыпают на гнездах, два кирпича и булыга влетели автору в комнату, причинив кой-какие уроны. То они, «Лос Мазутнос проездос» с «Вос Марьинос рощос», давали прощальную гастроль критикану. Ах, милые, славные люди! Теперь осталось только мечтать о таких неприемлющих и несогласных.
Пет, уже два года спустя куда более изощренные меры, чем разбитие стекол, применяли солисты и коллективы к сочинителям фельетонов.
И проживал в столице один актерский дефицитный талант. В сфере искусств перебивался он тем, что озвучивал икание на киностудиях при дубляже иностранных неореалистических фильмов. И семья его очень гордилась, что папа делает киноискусство. Папа тоже гордился, и на этой почве бесчинствовал в общественных местах и в быту.
Ах, не трогать бы его. Обойти. Сочинить бы хвалу про драматургический триптих «Проснись и пой!», «Садись и ешь!», «Встань и иди!». Сочинит! бы и жить — как люди, с правом на уважение и покой.
А нет, не хватило ума, разругал дефицитный талант. И пришло двадцать шесть коллективных писем: «Мы, поклонники светлого дарования, Ю. Анального возмущены»…
И белым днем заявился в редакцию атлет в целлулоидной шапочке «Тур-де-Франс», в рубахе с карманами сзади, словом — велосипедный гонщик и олимпиец.