Надейся (СИ)

Домчавшись до своей комнаты, Ветка в бешенстве уставилась на свою руку. Она была так зла, что готова была просто пооткусывать пальцы — да как она могла? Это же просто традиция, и они уже были почти на виду… или совсем на виду…

Традиция!

Ветка ударила рукой о стену — так, чтобы было больно, и ничком упала на ложе, которое она две ночи делила с выздоравливающим Мэглином.

Он сейчас придет. И успокоит. И скажет, что все хорошо, что все всё поняли, что завтра ей с утреца отрубят голову, и попытка обосноваться в новом мире успешно закончится. Или что никто ничего не видел, и с утреца Трандуил отрубит ей голову, потому что не может снести такого обхождения от смертной женщины, от человека. Или что после публичного позора, на глазах у послов Лотлориена и Ривенделла…

Вывод получался тот же самый.

Да почему? С какой стати?.. Что на нее нашло?..

Ветка вспомнила кадриль сердечную, и взвыла с новой силой — отчего-то задним числом ее внедрение русских народных традиций в культуру эльфов показалось особенно идиотской эскападой. Было же ощущение неправильности, как будто она старалась почерпнуть в прошлом что-то, чего ей недоставало в настоящем… будто пыталась каким-то образом бросить мостик через пропасть — я не безродная сиротинка, у меня вот — кадриль. Русская. Московская.

Сорвала диадему, шмякнула о стенку. Украшение зазвенело и заскакало по полу, но не повредилось.

Пробежала круг по комнате, снова повалялась по ложу — итог оставался тот же самый. Она нахамила в лицо Трандуилу, и дала ему пощечину, так и не сказав, собственно, то, что собиралась.

Она ударила лесного короля по щеке.

Мэглин не пришел.

К утру, к концу бессонной и крайне неприятной ночи Ветка уже была уверена, что скоро ее поведут на казнь. Бежать? Куда? Зачем?

С рассветом ее зеленоглазый друг наконец появился.

Мэглин зашел без стука, оттопырив кожаную занавеску комнаты локтем.

Развернулся и положил на кровать рядом со сжавшейся в комочек, зареванной и голодной Веткой кучу доспехов и одежды, завернутые в ярко-желтый плащ. Сам Мэглин уже был полностью одет для похода или боя.

— Твоя лошадь снаружи. Мы выступаем, как только встанет солнце. Одевайся.

— Мэглин…

— Я надеюсь, ты разберешься, а нет — я подожду снаружи и помогу.

— Мэг…

— Никогда, ни при каких условиях не сокращай и не коверкай имя эльфа. Лучше переспросить столько раз, сколько требуется, чтобы запомнить.

Ветка, вне себя от ужаса, уставилась на лицо Мэглина — она привыкла, что он выглядит на тридцать человеческих лет. Сейчас перед ней стоял зрелый мужчина, возможно, уже подходящий к черте старости, которую Ветка воспринимала как проходящую вблизи пятидесяти.

— Я… до такой степени… все настолько плохо?..

— Лучше бы ты ударила меня. Хоть била бы всю ночь, раз у тебя так несдержаны руки.

— Мэглин… я уже и так себя изгрызла, — жалко проныла Ветка.

Мэглин помолчал, но не смягчился.

— Одевайся.

Крылом пролетел плащ, когда Мэглин развернулся и вышел.

Ветка с полминуты стояла над свертком неподвижно, решая, что делать. И делать ли что-то вообще.

Еще через пятнадцать минут она вышла — подтянутая, полностью облаченная. Под глазами резкие тени, лицо мятое.

Кто подготовил для нее эту новую одежду, а главное, доспехи, пусть и не полные, как на рыцарских статуях средневековья — она не знала, но каждая вещь легла идеально по мерке. Поножи поверх сапог, наручи, оплечье, легкая кольчуга, пояс, и меч с ремнем и портупеей. С плеч стекал желтый плащ, одежда под доспехами — из плотного сукна, кожи и стриженой овчины, мягкой, как ткань. Шлем Ветка держала в руке. А на голову надела диадему Торина.

Перед ее домиком Мэглин удерживал в поводу тонкую, подвижную кобылку — светло-соловую, с белым хвостом и белоснежной гривой, также снаряженную в поход — удобное седло с высокими луками, толстый войлочный подклад под седло.

Ветка подошла прямо к Мэглину, и сказала, глядя в его изумрудные, темные сейчас, как вода в лесном озере, глаза:

— Хороша же дружба — немного оступился, и больше не друг. Я не делала ничего такого, что можно было бы списать на злость, ненависть, предательство. В конце концов… вылетело у меня из головы, что у вас такой праздник. Я думала… он просто… мы там…

Мэглин помолчал.

Протянул Ветке повод:

— Ее зовут Зима. И она для тебя.

Повернулся спиной и неспешно пошел к главным воротам дворца.

Ветка автоматически провела рукой по подпруге — подтянута ли, и вскочила в седло. Послала лошадь за эльфом шагом.

— Ты можешь доехать с нами до Дейла, и там воспользоваться гостеприимством людей.

— Это ты мне от него передаешь? Чтобы я добралась до Дейла, и свалила восвояси?

— Я просто предполагаю. Я думал, Ольва, думал почему-то, что, может, ты тот редкий человек, который может с нами ужиться. Сколько бы ему ни было отпущено. Не с кем-то одним, как моя жена, а со всеми нами.

— И значит, слегка дав по морде Трандуилу, я дала по морде всему великому эльфийскому народу Сумеречья?

— Во-первых, да. А во-вторых… — Мэглин остановился примерно там же, где вчера — о, только вчера! — перед балом рассказывал Ветке про любовь в разных ее видах.