Надежда Дурова. Русская амазонка

Видимо, в середине октября 1807 года Попов прибыл в Витебск. Он, судя по всему, не имел при себе никаких писем, касающихся розыска коннопольца Соколова, а передал всю эту историю Буксгевдену на словах. Поручить расследование щекотливого дела можно было только проверенному, надежному человеку, и такой человек в штаб-квартире армии нашелся. Это был адъютант главнокомандующего молодой поручик Александр Иванович Нейдгардт (1784–1875 гг.). Он происходил из эстляндских дворян, в 1798 году был произведен в прапорщики Фридрихсгамского гарнизонного полка, в 1803 году переведен в Невский мушкетерский полк, а в начале 1807 года назначен адъютантом в штаб генерала от инфантерии графа Буксгевдена. Этот важный поворот в карьере армейского офицера произошел благодаря связям его старшего брата Павла Ивановича Нейдгардта, капитана свиты Его Императорского Величества по квартирмейстерской части, обратившего на себя внимание начальства в походе русской армии в Австрию.

В октябре 1807 года перед поручиком А. И. Нейдгардтом стояла нелегкая задача: он должен был провести дознание в конном Польском полку, но так, чтобы нижние чины и офицеры этого полка не догадались о его причинах. Дело в том, что согласно «Воинскому Артикулу», своеобразному уголовному кодексу для военнослужащих того времени, составленному еще Петром Великим, инкриминировать Дуровой подделку документов и самозванство (чем и является с точки зрения современного законодательства ее деяние) было невозможно. Такие статьи в петровском «Воинском Артикуле» отсутствовали. Но там была глава «о содомском грехе, насилии и блуде». Артикул 175-й гласил: «Никакие блудницы при полках терпимы не будут, но ежели оные найдутся, имеют оные без рассмотрения особ, чрез профосов раздеты и явно изгнаны быть». Следовательно, поручику требовалось установить только один факт: занималась ли Надежда Андреевна проституцией, надев военный мундир и приняв присягу?

Поскольку дознание о «товарище» (или унтер-офицере) Соколове в соответствии с волей государя являлось секретным, то и вопросы, которые задавал строевым чинам Польского полка адъютант, были разными. Например, шефу полка генерал-майору П. Д. Коховскому он сообщил, что Соколов – на самом деле женщина и это известно императору. Коховский, не поверив своим ушам, вызвал «кавалерист-девицу» к себе. Об этом разговоре Дурова пишет в книге: «Хотя мне только семнадцать лет, однако же я имею уже столько опытности, чтобы угадать тотчас, что Коховский знает обо мне более, нежели показывает…»

Передать же сенсационную информацию солдатам и офицерам Нейдгардт не имел права и потому, видимо, просто собирал сведения о Соколове, расспрашивая о его поведении в походе, на поле боя, в лагере. Из ответов однополчан Надежды Андреевны ему сразу стало ясно, что главный и самый страшный пункт обвинения отпадает, так как коннопольцы не знали, что рядом с ними служит женщина.

Тем не менее «кавалерист-девицу» подвергли аресту: «Однако ж мне велено отдать свою лошадь, седло, пику, саблю и пистолеты в эскадрон…» Слово «арест» фигурирует в ее книге на следующей после этого замечания странице: «Главнокомандующий встретил меня с ласковою улыбкою и прежде всего спросил: “Для чего вас арестовали, где ваша сабля?” Ясно, что Нейдгардт в данном случае превысил свои полномочия. Ему никто не поручал давать оценку поступку Дуровой-Черновой. Он же заведомо считал ее преступницей, вел себя по отношению к героине вызывающе, всячески демонстрировал ей свое презрение, когда вез из полка в штаб армии. Легко представить себе, как переживала Надежда Андреевна, столкнувшись с таким поведением молодого офицера.

Однако она в своей книге пишет о его проделках очень осторожно.

Похоже, во время работы над рукописью «кавалерист-девица» знала, что бывший поручик стал лицом, приближенным к царю Николаю. Доверие императора Нейдгардт снискал в трудный день 14 декабря 1825 года, при подавлении мятежа на Сенатской площади. В 1826 году он – генерал-адъютант, в 1829-м – генерал-лейтенант, в 1830 году генерал-квартирмейстер (т. е. начальник) Главного штаба Его Императорского Величества. Современники характеризовали Александра Ивановича по-разному: то как мелочного педанта и ярого службиста, то как человека «низкопоклонного до подлости перед сильными и влиятельными личностями, но деспотически грубого со всякими подчиненными, не имевшими покровителей…»

Поручение главнокомандующего в 1807 году он, начинающий штабист, конечно, старался выполнить как можно лучше и с пользой для своей карьеры. Но встретил немалое сопротивление в конном Польском полку. В беседах с ним, которые происходили при шефе полка Коховском, солдаты чувствовали какой-то подвох и, верные золотому армейскому правилу: «Своих не выдавай!», рассказывали ему о юном унтер-офицере Соколове совсем не то, что Нейдгардт желал услышать.