Однако Надежда Андреевна не сразу решилась на такой шаг. Прошло почти шесть лет, прежде чем она (сначала через брата) обратилась к великому поэту. Первое письмо Дурова к Пушкину не сохранилось, но ответ на него известен. Пушкин подтвердил, что помнит «старое, любезное знакомство», и постарался вселить уверенность в начинающего литератора:
«Если автор “Записок” согласится поручить их мне, то с охотою берусь хлопотать об их издании. Если думает он их продать в рукописи, то пусть назначит сам им цену. Если книгопродавцы не согласятся, то, вероятно, я их куплю. За успех, кажется, можно ручаться. Судьба автора так любопытна, так известна и так таинственна, что разрешение загадки должно произвести сильное, общее впечатление. Что касается до слога, то чем он проще, тем будет лучше. Главное: истина, искренность. Предмет сам по себе так занимателен, что никаких украшений не требует. Они даже повредили бы ему…
Прощайте – с нетерпением ожидаю ответа…»
Нетерпение поэта понятно. Он в это время – середина июня 1835 года – уже думал об издании собственного литературного журнала «Современник» (разрешение было получено в январе 1836 года). Журнал надо было чем-то наполнять, чтобы заинтересовать подписчиков. Собственноручно написанные воспоминания первой русской женщины-офицера, крестницы императора Александра Благословенного, необычная судьба которой так занимала общество в эпоху Наполеоновских войн, без сомнения, являлись сенсационным материалом для любого периодического издания. Как следует из этого письма, Пушкин был готов купить их в рукописи, то есть не обращая внимания на литературное качество текста, с тем чтобы в дальнейшем самому отредактировать его или даже переписать, если он не будет отвечать высокому уровню задуманного им журнала.
Вероятно, в начале июля 1835 года Дуровы получили послание Пушкина. Письмо поэта несколько озадачило Надежду Андреевну. Он говорил в нем, что «главное: истина, искренность». Она же помнила клятву, данную царю, и считала, что и сейчас не имеет права разглашать информацию, признанную государем конфиденциальной: о ее муже и сыне, о том имени (Александр Андреевич Соколов), под которым она служила в Польском конном полку. Потому «кавалерист-девица» решила отправить в Петербург лишь несколько фрагментов рукописи, чтобы узнать предварительное мнение поэта. Она также написала ему письмо:
«Не извиняюсь за простоту адреса, милостивый сударь Александр Сергеевич! Титулы кажутся мне смешны в сравнении с славным именем вашим. Чтоб не занять напрасно ни времени, ни внимани вашего, спешу сказать, что заставило меня писать вам: у меня есть несколько листов моих записок; я желал бы продать их и предпочтительно вам.
Купите, Александр Сергеевич! Прекрасное перо ваше может сделать из них что-нибудь весьма занимательное для наших соотечественников, тем более что происшествие, давшее повод писать их, было некогда предметом любопытства и удивления. Цену назначьте сами, я в этом деле ничего не разумею и считаю за лучшее довериться вам самим, вашей честности и опытности…»
Пушкин получил пакет в начале марта 1836 года. Прочитав рукопись, он понял, что в руках у него находится, так сказать, «гвоздь» следующего номера журнала «Современник», который может сильно повлиять на распространение этого издания. Еще более порадовало поэта то обстоятельство, что произведение Дуровой ни в какой дополнительной обработке не нуждалось. Это была совершенно законченная, с точки зрения профессионала, вещь, привлекающая не только фактами, изложенными в ней, но и прекрасным своим стилем, языком, фабулой, характерами. Пушкин сообщил об этом Василию Андреевичу Дурову, назвав будущую публикацию их «общим делом»:
«Милостивый государь мой Василий Андреевич,
Очень благодарю Вас за присылку записок и за доверенность, Вами мне оказанную. Вот мои предложения:
I) Я издаю журнал: во второй книжке оного (т. е. в июле месяце) напечатаю я “Записки о 12-м годе” (все или часть их) и тотчас перешлю Вам деньги по 200 р. за лист печатный.
II) Дождавшись других записок брата Вашего, я думаю соединить с ними и “Записки о 12-м годе”; таким образом книжка будет толще и, следственно, дороже.
ПОЛНЫЕ «Записки», вероятно, пойдут успешно после того, как я о них протрублю в своем журнале. Я готов их и купить, и напечатать в пользу автора – как ему будет угодно и выгоднее. Во всяком случае, будьте уверены, что приложу все возможное старание об успехе общего дела.
Братец Ваш пишет, что летом будет в Петербурге. Ожидаю его с нетерпением. Прощайте, будьте счастливы и дай Бог Вам разбогатеть с легкой ручки храброго Александрова, которую ручку и прошу за меня поцеловать.
Весь Ваш А. Пушкин.
17 марта
1836.
СПб.
Сейчас прочел переписанные “Записки”: прелесть! живо, оригинально, слог прекрасный. Успех несомнителен. 27 марта».