Надежда сильнее страха (СИ)

Двери в последний раз закрываются за ним. Спустя пару минут в комнату заходят миротворцы и проводят меня к лифту. Мы стремительно движемся вниз, на первый этаж, хотя, как мне кажется, падаем в пропасть.

Я не должна плакать. Никто не увидит моих слёз. Они меня не сломают…

Я вижу Рори, уже стоящего на улице. Они уже меня сломали. Эти Игры — в один конец… Интересно, что сказал Гейл брату?

Нас проводят к машине. Не дают и секунды побыть вместе, как будто нарочно… Конечно же, это просто порядок проведения процедуры, но сейчас, когда я уже ни о чём не могу думать, кроме Рори, мне кажется, что всё это заговор. Нас сажают в одну машину. Мы молчим, лишь как можно крепче сжимаем руки друг другу. Неужели ему тоже кажется, что нас хотят разлучить? Наши менторы хранят молчание. Китнисс явно пережила приступ очередной истерики, а может, даже и галлюцинаций. До сих пор помню, как она, услышав мой крик, увидела Руту…

А вот и поезд. Красивый. Жаль, что билет только в одну сторону. Сверкающий на солнце металл так и слепит глаза, заставляя их слезиться. Только не плакать…

Платформа заполнена репортёрами, вспышки фотоаппаратов, которые ослепляют ещё больше. Я ещё сильнее сжимаю ладонь Рори. Ни за что не дам нас разлучить…

Миротворцы впускают нас в поезд, где уже нас ждут Китнисс и Пит. Странно, даже не заметила, что они уже прошли мимо нас. Менторы закрывают дверь за припоздавшей Эффи Бряк, и я тут же слышу хриплый голос сестры, сливающийся с гулом заработавших механизмов:

— Что ты наделала?

========== Глава 4 ==========

Поезд бесшумно мчится в бескрайнюю даль. За окном мелькают нескончаемые поля и леса, сливающиеся в одну бесконечную зелёную стену. Внутри этого сумасшедшего движения не чувствуется: лишь едва покачивается люстра.

Рори и я, молча, смотрим на часы, ожидая повтора Жатвы, который вот-вот начнётся. Китнисс, как только мы тронулись с места, убежала в своё купе и Пит с нею, разумеется. Эффи тоже куда-то испарилась… За всё это время мы не перекинулись и словом: я чувствую, что он хочет что-то сказать, но не может. Возможно, всё ещё не может поверить во всё то, что сейчас происходит. Хотя, я сейчас чувствую тоже самое.

— Спасибо тебе, за сестру, — наконец, произносит Рори. Он даже не смотрит на меня: его взгляд по-прежнему «сверлит» стену, на которой висят часы.

— Не надо, — тихо отвечаю я. — Я просто не могла иначе поступить.

— У тебя, в принципе, был выбор, — продолжает он. — Могла остаться там.

— И сойти с ума от мук совести, — резко, почти шипя, шепчу я. Да, разговор у нас явно не ладится. Лучше бы молчали…

— Как думаешь, у нас есть шанс? — после недолгого молчания говорит Рори. По его голосу понятно, что ему страшно. Только чего он боится? Моего ответа «нет»? Или чего-то ещё?

— У тебя – да, а у меня – нет, — совершенно спокойным голосом отвечаю я.

— Не смей так говорить! — до меня доносится шум открываемой двери и охрипший голос Китнисс. Повернувшись, я вижу наших менторов. Глаза сестры красные от слёз, лицо и волосы влажные от воды. Пит стоит рядом, с тревогой смотря на нас, и всем своим видом выражая искреннее беспокойство за неё.

— Не смей так говорить, даже думать! — повторяет она.

— Ещё рано о чём-то судить, давайте лучше узнаем, кто ваши соперники, — предлагает Пит. Единственный здравомыслящий человек! Он включает экран, и мы тут же видим герб Панема.

— Простите, опоздала, — врывается в комнату Эффи. Вид у нее тоже, мягко говоря, не очень. Парик пребывает в плачевном состоянии, а яркий макияж нанесён гуще обычного, словно, чтобы скрыть покрасневшие веки.

Китнисс усаживается рядом со мной, положив свою руку мне на плечо, — прямо как в детстве. Пит — рядом с Рори, а рядом с ними — Эффи. Я и «мой брат по несчастью» держимся за руки, как и раньше, точно боясь, что нас разлучат. Хотя, чувствую, что это произойдёт уже совсем скоро…

— Итак, приветствуем вас, жители Панема, на Жатве 80-х Голодных Игр! — доносится вечно-оптимистичный голос Цезаря Фликкермана. Последнее время он ещё ведёт и эфиры Жатв. Даже порой интересно:, а какой он в жизни? Может, совсем не весельчак? Вместе с ним ещё один ведущий. У него забавный, манерный, капитолийский акцент и безумные зелёные кудряшки. Правда, как его зовут, я вечно забываю.

Видимо, в Капитолии в этом году мода на оранжевый цвет — Цезарь выглядит, точно на него кто-то вылил банку с краской. Он весело улыбается и произносит несколько ничего не значащих фраз, напоминающих, собственно говоря, почему мы здесь собрались.

— А теперь, посмотрим на наших трибутов! — предлагает второй ведущий.

Крупным планом показывают первый дистрикт. Девушку-трибута зовут Бархат (какие же у них, в Первом дистрикте, странные имена!), а парня — Рубин. Оба — добровольцы, довольно худощавого телосложения, не особо высокие, но чувствуется, что они — профи. Даже не по внешности — всё дело в их глазах. Взгляд не человека — животного, приготовившегося напасть.