Надежды маленький оркестрик

Пятый день. Холодна
за окном стоит погода.
Нет охоты – есть работа.
Пота нет – лишь соль одна.

Отрешенных глаз свинец,

губ сухих молчанье злое…
Не похоже, чтоб скупец,
скапливающий былое.

Непохоже, чтоб глупец,

на грядущее плюющий,
пьянствующий иль непьющий,
верующий или лжец.

Может, жизнь кроя свою

на отдельные полоски,
убедился, что в авоське
больше смысла, чем в раю?..

Или он вдруг осознал,

что, спеша и спотыкаясь,
радуясь и горько каясь,
ничего не обогнал?

Что он там? Чему не рад

сам себе холоп и барин?
Был, как бес, высокопарен,
стал задумчив, как Сократ.

6

День шестой, день шестой…
Все теперь уже понятно:
путь туда такой простой —
это больно и приятно.

Все сбывается точь-в-точь,

как напутствие в дорогу.
Тайна улетает прочь…
Слава Богу, слава Богу.

Доберемся как-нибудь

(что нам – знойно или вьюжно?),
и увязывать не нужно
чемоданы в дальний путь.

Можно просто налегке,

не трясясь перед ошибкой,
с дерзновенною улыбкой,
словно с тросточкой в руке.

Остается для невежд

ожиданье дней, в которых
отсыревший вспыхнет порох
душ,
или раздастся шорох
вновь проснувшихся надежд.

Что ты там ни славословь,

как ты там ни сквернословь,
не кроится впрок одежда…

Жизнь длиннее, чем надежда,

но короче, чем любовь.

7

День седьмой.
Выходной.
Дверь открыта выходная.
Дверь открыта в проходной…
До свиданья,
проходная!

Батальное полотно

Сумерки. Природа. Флейты голос нервный.
Позднее катанье.
На передней лошади едет император
в голубом кафтане.
Серая кобыла с карими глазами,
с челкой вороною.
Красная попона. Крылья за спиною,
как перед войною.

Вслед за императором едут

генералы, генералы свиты,
славою увиты, шрамами покрыты,
только не убиты.
Следом – дуэлянты, флигель-адъютанты.
Блещут эполеты.
Все они красавцы, все они таланты,
все они поэты.

Все слабее звуки прежних клавесинов,

голоса былые.
Только топот мерный, флейты голос нервный
да надежды злые.
Все слабее запах очага и дыма,
молока и хлеба.
Где-то под ногами и над головами —
лишь земля и небо.

На берегу Великого Океана