– Ошибаетесь, господа! – подал свой голос и пан Рында, заметно захмелевший.– Революции нужны… для свободы человеческой. Особенно такие, которые помогают совершить в какой-нибудь стране Соединённые Штаты Америки или, к примеру, Германия.
– Но не революцией же людям помогать! Нам, ни в Пермском, ни в Джонгмо ни один красный командир с лопатой или там тяпищем не помог землю поднять,– продолжил свой рассказ Тимофей Иванович.– По моему разумению, ежели земля теперь народная, то не суй свой нос – в чужой навоз. Вот теперь я с нанайцами живу в Джонгмо. Не погано живу, не прозябаю, без особой вражды с ними, всё более в дружественных отношениях. Уже вот два года. Тут покой наблюдается… Но правда, частично.
– Да россиянам, кроме водки и ватных штанов ничего не надо,– широко улыбнулся Роберт Борисович.– Они же, простите, быдло…
Радушный хозяин моментально сменил гнев на милость и закатил кулаком между глаз дорогому гостю.
Писатель-либерал отключился, упав неподалеку, возле окна. Тимофей Иванович извинился перед анархистами, что вот так всё… поручилось. Это машинально. Получается, он виноват, нельзя был так вот с гостем обходиться.
Ничего не поделаешь, теперь этот бес и заодно дурак с полчаса полежит без движения. Анархисты были согласны с действиями хозяина, но Афанасий заметил, что нечистую силу нельзя, при возможности, обижать. Больно уж пакостный этот народец, почти такой же, как за Океаном.
– Но, как очухается, попрошу у него прощения. С меня не убудет, – опустил вниз голову Тимофей Иванович.– Даже подарю ему лошадь. Но на будущее – и близко к своей избе не подпущу.
– Что случилось, то и случилось, малина-земляника,– сказал Плотов.– Пусть бес Рында отдохнёт. Ему почаще следует отдыхать.
– В Пермское, Тимофей Иванович, ездите? – сменила тему разговора Юлия.– На лодке плаваете? Или на лошадях? Тут же не так далеко.
– А как же, Юля! Зимой по льду, на нартах, на ездовых собачках. А летом, как водится, на лодках наших. На нанайских оморочках мне не сподручно. Да тут и пешком пройти даже кролик сподобится…. А нанайские лодки больно уж на воде шаткие. А гольдам этим, хоть бы чего,– пояснил Тимофей Иванович.– У меня в Пермском родичи имеются, да и добрые знакомые остались.
– Нынче ему-то с нанайцами добротно живётся,– в горницу вошла жена хозяина.– Мне в летнёй-то кухонке сподручней еду приготовлять. Удобней. А он, мой старый бес, здесь уж почти что, всех нанаек, почитай, перепробовал.
Анархисты обратили внимание на то, что Агафья Антиповна – справная, маленькая, нарядно одетая женщина, была довольно бодрой и моложавой женщиной. Пусть, и при солидных годах. Но никак не сказать, чтобы и старушка.
Она поставила на стол чугунок с варёной картошкой. Села за стол, налила себе в стакан самогона и выпила.
– Не всех, Агафья, нанаек то я спробовал! Чего же, Агафья, напраслину на меня возводить-то? – серьёзно возразил Тимофей Иванович, – ты же, поди, знаешь, что не всех. А людям про меня всякое такое, не совсем хорошее сообщаешь. Да и ты-то получше многих у меня будешь.
– А что поделать? – попыхивал трубкой Афанасий, – что делать, Агафья Антиповна, если у гольдов такие законы? Вы же под такой закон не подпадаете, Агафья Антиповна. Вот и радость у вас в жизни получается, а, может, по какому-то понятию, и тоска.
– Ну, ты и озорник, Афоня! – сказала Агафья Антиповна, всплеснув руками.– Какая у меня такая может случиться тоска по чужому мужскому полу? Придумаешь то же! Имеется у меня в хозяйстве один мужик. Хватит этого, даже с лихвой. Другие мне без надобности.
– А чего там? – громко рассмеялся Тимофей Иванович.– Они, нанайцы-то, со мною попытки производили всякие и разные и таким вот образом породнение совершить. Это, понимаете, через супружницу мою, значит, хозяйку моей избы. Тут ведь, всяко получается и ясно, что блуд в непристойностях числится. В башке не помещаться, чтобы Агафья, как та сама коза-дереза, в срам вступала. От живого мужа оторвалась… Не понимаю.
Логика Тимофея Ивановича была обычна и проста.
Все, не сговариваясь, налили себе в стаканы самогону и выпили.
– Ты же, Тимоша, творишь вот всякие штуки с ихними женщинами,– упрекнула мужа Агафья Антиповна.– А мне, для интереса, тоже ведь должно быть позволено…
– Да какой же там у них, у нанайцев интерес, Агафьюшка! Ты бы глянула, так тебя слеза и прошибла. От жалости к добрым людям,– сказал Тимофей Иванович.– Я вот – другое совсем дело. Ежели по-научному выражаться, то таким макаром укрепляю наши дружественные и дипломатичные связи.
Сказав это, он обвёл торжественным взглядом всех присутствующих.
Потом выпил свою очередную порцию спиртного после всех и закурил заморскую сигарету. Чего заграничным дымом не побаловаться? Может он… чуть-чуть слаще отечественного или самосада.
– Вы, Тимофей Иванович, объяснили нанайцам,– спросила Юлия,– что у нас, у русских, не принято предлагать свою жену встречному и поперечному?