Надрез

Габриэль разжимает зубы и сглатывает кровь. Он пытается определить, какое расстояние отделяет его от Валериуса. Восемь метров, не больше. «Мне нужен всего один шанс, только один!» Его сердце разрывается от ярости. Он мысленно прокручивает каждый шаг, каждый возможный удар, ломает Валериусу все кости, сворачивает ему шею, закалывает его ножом… Но что бы он ни предпринял, всякий раз он опаздывает!

Валериус смотрит на него из зеркала, будто читает его мысли. Затем поворачивается к Габриэлю, отводя взгляд от зеркальной поверхности. Габриэль делает шаг вперед, и их взгляды встречаются. Валериус стоит к нему боком, рука с ножом все еще между ног Лиз, голова повернута к Габриэлю. Красная точка исчезла из его глаза, но осталась в зеркале, и теперь багровый луч света падает Валериусу на затылок.

«Это свечение – за зеркалом, – озадаченно думает Габриэль. – Красная точка – за зеркалом».

Разделенное на две половины лицо Валериуса поблескивает, губы растянуты в уродливой ухмылке. Глаз на изуродованной половине лица кажется каким-то тусклым.

– Убери нож! – рычит Габриэль.

Валериус начинает смеяться, громко, безудержно, и опять поворачивается к Лиз. Габриэль делает еще один шаг.

– С чего бы это? – осведомляется Валериус, глядя на Лиз.

Та не шевелится, хотя цепи оставляют ей некоторую свободу движений.

– Я тебя убью, если с ней что-нибудь случится.

– Убьешь? – Это слово эхом разносится под сводами крипты. – Ты думаешь, я этого боюсь? Мы это все уже проходили, верно? Вначале ты стреляешь в своего отца и спасаешь мне жизнь, потом толкаешь меня в огонь и делаешь калекой. Ты не думал о том, что смерть может быть спасением?

– Поверь мне, если уж до такого дойдет, то никакого спасения тебе не будет, останется только гребаный страх.

Валериус щурится.

– Вот как? Такой, как ты, умеет бояться? – Он наклоняет голову к плечу и опять заходится холодным смехом. – Нет, Габриэль, после гребаного страха, как ты выразился, всегда наступает спасение. Мне это доподлинно известно. Но большинство людей так долго боятся и страх их настолько велик, что для них уже слишком поздно. Поэтому чувство спасения не длится долго. Но будь уверен, это чувство остается, его можно разглядеть в их глазах в самый последний миг. Так было с ними со всеми. С той жалкой шлюхой в крипте, и с другими. С Кристен, моделью, и… Как же ее звали, ту толстуху, мать Йонаса? Но мы с тобой, Габриэль, вдосталь нажрались этого дерьма. Мы пережили слишком много страха. У таких людей, как ты и я, страхов уже не осталось. Может быть, умирать и неприятно, но какое значение имеет смерть, ведь для нас есть только спасение? – говорит Валериус.

– Что тебе от меня нужно? Ты хочешь меня убить?

– Нет уж, я не доставлю тебе такого удовольствия. Не жди, что я спасу тебя.

– Да срать я хотел на твое спасение! – кричит Габриэль.

«Спасение… спасение… спасение…» – проносится шепоток под криптой.

Взгляд Габриэля мечется по склепу. Он пытается отыскать что-нибудь, хоть что-то, что может помочь, что-то, что отвлечет Валериуса и подарит ему пару секунд.

«Дэвид! Где, черт подери, Дэвид?» – думает он. Впервые в жизни ему отчаянно нужна помощь. Сейчас все не так, как тогда, в психиатрической клинике, когда он приставил Дэвиду нож к горлу, надеясь, что брат хоть раз с пользой сделает то, что умел лучше всего – заткнется и не будет ничего предпринимать.

Но теперь ситуация другая.

«Сделай же что-нибудь, братишка. Пожалуйста!»

И вдруг Габриэль видит у стены крипты кушетку. На ней лежит мужчина в белой рубашке, пропитанной кровью. Мертвые глаза повернуты к небольшой надписи в нижнем правом углу гобелена. На гобелене – гротескные фигуры, порожденные пространством кошмаров. Мужчина смотрит на надпись, сделанную на неизвестном Габриэлю языке: «Где ты был, благий Иисусе?»

Глава 54

Берлин, 28 сентября, 08: 09

Дэвид, прихрамывая, спускается по широкой мраморной лестнице. Слова Юрия Саркова все еще звенят в его голове. Руки дрожат, но это приятная дрожь, как бывает, когда ты пьян. Он нервно смотрит на часы. Десять минут девятого. Вскоре сюда явятся слуги фон Браунсфельда, если до сих пор еще никто не пришел.

«Но где, черт подери, Габриэль? И где Валериус?»

Дэвид заглядывает за дверь гостиной.

Ничего. Только дверь на веранду распахнута.

Он идет к лестнице в подвал и с трудом спускается по ступеням, останавливаясь перед телами мертвых доберманов в ее изножье. Мертвые глаза псов смотрят в никуда. Дверь приоткрыта. «Он где-то там».

Дэвид пытается перешагнуть через мертвых псов, но оскальзывается левой ногой в луже крови и чуть не падает.

Тихо ругнувшись, он открывает дверь в подвал и видит темный коридор с множеством дверей. Нужно сориентироваться. Сарков описал ему путь, но все вокруг кажется каким-то ненастоящим. На мгновение Дэвид задумывается, не обманул ли его русский.