Надрез

– И я подобрал тебе подходящее к случаю платье, – шепчет мужчина. – Когда время наступит, все будет так, как полагается. Все будет идеально. И он будет страдать, когда увидит тебя. Ему покажется, словно кожа… – он наклоняется, и дыхание касается груди Лиз, – словно его кожа объята пламенем.

Онемение, усталость, слабость – Лиз больше не ощущает их. Адреналин пульсирует в ее венах. Теперь она осознает ужас ситуации. Ей хочется кричать, но трубка в горле давит на голосовые связки. И вдруг ей отчаянно хочется вновь потерять сознание. Дыхание сбивается, ей кажется, что она делает вдох и выдох одновременно, и от этого задыхается. Ей хочется вернуться на дно того озера или очутиться в каком-то другом месте, где не будет страха. Где не будет отчаяния.

И ее желание исполняется пугающе быстро.

Мужчина в белом халате вводит какую-то прозрачную жидкость в резервуар капельницы и повышает скорость внутривенного вливания.

– Будем надеяться, ему не потребуется много времени, чтобы найти телефон, – шепчет мужчина. – Иначе мне придется послать ему кое-что другое, принадлежащее тебе. – Его взгляд скользит по ее рукам и ногам.

Дрожь постепенно становится слабее.

«Габриэль! Где же ты? Забери меня отсюда!» – еще успевает подумать Лиз, прежде чем препарат уносит ее в далекие манящие просторы, где ей не придется чувствовать все это.

Глава 20

Берлин, 3 сентября, 06: 27

Габриэль изо всех сил дергает за рукоять, но световой меч застрял. «Вытащи его, Люк, скорее, ну же, не медли! Она умрет, и это твоя вина». Но его руки… они такие маленькие. И меч светится красным, красным, как…

Но почему красным? У него ведь синий световой меч. Меч Люка всегда был синим.

Габриэль смотрит вниз и видит свои ноги. Маленькие пальцы, детские пальцы, а между ними – что-то рыхлое. И оно воняет рвотой. В руках у него видеокамера, и он смотрит на свое тело сквозь нее. В видоискателе все кажется каким-то далеким, и даже запах становится слабее.

– Нам нужно уходить, – шепчет ему на ухо Дэвид.

Габриэль смотрит на брата и потрясенно замирает. Почему Дэвид такой большой? Словно взрослый. На Дэвиде ослепительно белый врачебный халат и очки в никелированной оправе. Волосы почему-то уложены набок. Дэвид улыбается, зубы у него тоже белоснежные. И вдруг он достает шприц.

Видеокамера начинает пищать – мерный, как биение сердца, звук. В видоискателе мигает значок заряда батареи. Аккумулятор разрядился. И вдруг камера вспыхивает, изображение рвется, и все вокруг объято тьмой, и из этой непроглядной темноты доносится голос, голос его отца, точно глас Божий:

– Подъем на завтрак!

И эти слова повторяются, повторяются…

– Подъем на завтрак!

И Габриэль больше не может выносить этот голос, он тянется за пистолетом.

Такими крошечными пальцами орудовать неудобно, Габриэлю едва удается спустить курок. Раздается звук выстрела – или это чья-то ладонь хлопает по металлической поверхности?

Но отец все не умирает, он кричит:

– Подъем!

И следующий выстрел звучит так громко, что Габриэль открывает глаза. Сон лопается, как пузырь с ядом.

– Эй, просыпайтесь, дружище. – Морж хлопает ладонью по двери камеры. – Завтрак.

Габриэль вскидывается в холодном поту, дрожит, точно больной старик.

– Ладно, ладно, – бормочет он и подходит к двери.

Полицейский передает ему жестяную тарелку и тонкий пластиковый стаканчик.

Кофе горячий, и стакан жжет Габриэлю пальцы. Булочка на вкус как поролон, но в нее хотя бы положили сыр и салями.

Полчаса спустя засов со скрежетом отодвигается в сторону и дверь открывается.

– На выход, – говорит Морж. – Мозгоправ пришел.

Габриэль встает, от резкого движения кружится голова. Этой ночью он почти не сомкнул глаз. Он пытался уснуть, но на границе сна его подкарауливали кошмары.

Кривоногий опять хватает его за плечо и ведет в комнату для допросов. В нос Габриэлю бьет запах мяты. Даже сейчас, в семь утра, полицейский продолжает перемалывать челюстями жвачку.

Комната для допросов все так же уныла и плохо освещена, как и вчера. Габриэль садится на тот же стул, спиной к двери, а кривоногий, чавкая, занимает место у выхода.

Пять минут спустя дверь распахивается и в комнату проникает аромат дорогого мужского одеколона. Габриэль не поворачивается, он не забыл, каким одеколоном пользуется доктор Дресслер. Этот запах до сих пор вызывает в нем тошноту. Худощавый старик обходит стол. Он не в белом халате, как прежде, а в темно-синем костюме великолепного кроя и такой же темно-синей рубашке.

Доктор Дресслер бросает на стол связку серебристых ключей, с полдюжины, и среди них – черный электронный ключ от «порше». На шее у Дресслера розовый галстук, узел небрежно ослаблен.

– Я рад снова видеть тебя, Габриэль. – Водянистые голубые глаза врача поблескивают за стеклами солнцезащитных очков фирмы «Рей Бен». Волосы поседели, но остались такими же густыми, как и прежде. И, как всегда, аккуратно зачесаны направо. – Пусть нам и пришлось встретиться при таких обстоятельствах. Я могу присесть?