Надрез

– А что тогда случилось? Как они погибли?

Дэвид вздыхает. Он стоит в кухне, крутя в руках пустой бокал из-под вина. Затем открывает холодильник и наливает апельсинового сока.

– Прости, – бормочет Шона. – Я не хотела…

Дэвид смотрит на желтую жидкость, в которой растворяются остатки красного вина, и откашливается.

– Их убили. Точнее, застрелили.

Шона потрясенно смотрит на него.

– О господи, какой ужас!

Дэвид пытается улыбнуться, но улыбка выходит натянутой.

– Та ночь была сущим кошмаром.

– Сколько тебе было лет?

– Семь. Я проснулся из-за шума в доме. Там будто стадо бегемотов носилось. Я хотел спуститься на первый этаж, посмотреть, что происходит. Но дверь была закрыта. Заперта.

– Тебя заперли в комнате на ночь? Родители всегда так делали?

Дэвид качает головой.

– Нет. Я испугался, начал трясти дверную ручку, а потом вдруг услышал выстрел. Один. А потом еще три. И стало тихо. Я заполз под кровать и не мог заставить себя пошевелиться.

– А где был Габриэль?

Дэвид какое-то время молчит.

– Я не знаю, – шепчет он наконец. – По крайней мере, не со мной в детской.

Шона в ужасе смотрит на него.

– Ты хочешь сказать, что тебя заперли одного в детской, а Габриэль был где-то в доме, когда ваших родителей застрелили? И он видел, кто это сделал?

– Я не знаю.

– Неужели вы никогда не говорили об этом?

– Нет. В смысле, говорили, конечно. Проблема в том, что он не помнит ту ночь.

– Ты имеешь в виду, у него что-то вроде провалов в памяти?

– Травма. – Отхлебнув из бокала, он чувствует, как сок стекает по горлу, а во рту распространяется кисловатый привкус. – По словам врача, тяжелая травма вызвала амнезию. Будто Габриэль стер эту ночь из своей памяти.

– О господи… – Шона качает головой. – А кто выпустил тебя из комнаты?

– Габриэль. – Дэвид делает еще глоток. – Мне показалось, что прошла целая вечность. Вдруг запахло горелым, и я услышал топот на лестнице. Габриэль вбежал в комнату, встрепанный, запыхавшийся. Он схватил меня за руку и потащил в коридор, а потом вниз по лестнице. А в гостиной лежали мама и папа… – Дэвид запинается. – Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами. – Отставив стакан, он подливает себе сока. – В общем, Габриэль вытащил меня из дома на улицу. А потом приехали пожарные.

– Пожарные?

– Дом сгорел. Почти дотла. Там больше нечего было спасать. Буквально. Ничего не осталось.

– Ох, ну и дерьмище… – шепчет Шона.

Кивнув, Дэвид смотрит в окно. Над телебашней собираются дождевые облака, тяжелые, сизые.

И тут раздается звонок.

Вздохнув, Дэвид приглаживает волосы и неохотно направляется к двери, к домофону.

– Вот черт! Он вернулся.

– Дэвид, погоди. Ты же понимаешь, что не должен ему открывать, верно?

Дэвид устало кивает, затем нажимает на кнопку домофона.

– Да, кто там?

– Доброе утро, – доносится голос из динамика. – Меня зовут Грелль, я следователь берлинской уголовной полиции. Речь идет о вашем брате.

Дэвид чувствует, как подгибаются ноги.

– Мне хотелось бы задать вам пару вопросов.

– Вы не могли бы уточнить, что именно произошло?

– Мне хотелось бы обсудить это с вами лично. Я могу подняться в квартиру?

– Я… А мы не можем…

– Господин Науманн, откройте, пожалуйста, дверь.

Дэвид стонет.

– Господин… Простите, как вы сказали, вас зовут?

– Грелль.

– Господин Грелль, я не общаюсь с братом, и вот уже двадцать лет я…

– Послушайте, господин Науманн, я знаю, что брат звонил вам из камеры в участке. Ваш номер сохранился в телефоне. Дело в том, что сегодня утром ваш брат сбежал из камеры, он вооружен и захватил в качестве заложника психиатра. Поэтому давайте вы все-таки откроете дверь, вряд ли вам бы хотелось, чтобы вся улица нас слышала.

Лишившись дара речи, Дэвид смотрит на динамик. Ему кажется, что время отмоталось на двадцать лет назад, и все снова так, как было тогда.

– Господин Науманн? Алло?

Дэвид открывает дверь подъезда.

Шона, открыв рот, смотрит на него.

– Слушай, – говорит она, – не забивай себе голову. Мы просто скажем, что его тут не было и ты его давным-давно не видел.

– А как же тот звонок?

– Ну и что? Ну, звонил он тебе. Они же не знают почему. И ты ни о чем понятия не имеешь. Единственное, что они могут у тебя потребовать, так это позвонить в полицию, если он опять явится сюда.

В дверь громко стучат, и Дэвид вздрагивает.

– Как же мне все это осточертело… – шепчет он.

Глава 23

Берлин, 3 сентября, 08: 53

Габриэль как зачарованный смотрит на экран мобильного. Мобильного Лиз. Тонкая трещина тянется по экрану, прямо на уровне цифр. Номер ему незнаком. Помедлив, он нажимает на кнопку приема вызова.

– Алло?

Никто не отвечает.

– Кто это?

Из телефона Лиз раздается тихий дребезжащий смех.

– Много же тебе понадобилось времени, Габриэль, очень много! – Голос мужской, приглушенный. В нем слышится лед. Не звонкий, но и не глухой голос.

– Кто вы такой?

– О, ты скоро узнаешь, кто я такой. Намного важнее для тебя, кто тут у меня.

По спине Габриэля бегут мурашки.

– И что это значит?

– Чего тебе больше всего не хватает?

Голос холодным дымком проникает в ухо Габриэля. В его сознании вспыхивает одно-единственное слово: Лиз!