Около десяти утра дверь вагона закрылась за спиной Габриэля. Десять часов – отличное время, чтобы нанести визит Йонасу Шустеру. Соседи будут на работе, а он сам, скорее всего, только проснулся.
Габриэль медленно поднимается по лестнице, шаг за шагом, хотя ему хочется бежать. Синяя табличка с белыми буквами «Котбуссер Тор» висит над выходом. Свет дня липнет к городу, точно скотч.
Габриэль проходит три квартала и останавливается у пятиэтажного бежевого здания с облупившейся штукатуркой и грязными окнами. Первые два этажа занимает кинотеатр, стеклянная дверь обрамлена латунью, над входом висит расписание сеансов, а над ним – неоновая красная вывеска «Рекс», сделанная еще в семидесятые. В паре метров слева от стеклянной двери – вход в подъезд, через который можно пройти на жилые этажи.
Габриэль жмет на верхнюю кнопку домофона рядом с табличкой «Верена Шустер», но, хотя он ждет некоторое время, никто ему не отвечает.
Он поспешно нажимает на нижнюю кнопку.
– Да, кто там? – доносится из динамика скрипучий ворчливый голос.
– Почта. – Габриэль даже не может разобрать, говорит с мужчиной или женщиной.
Щелкает замок, и дверь открывается. Правда, судя по звуку, замок сломан.
– Спасибо, – говорит в домофон Габриэль, и его голос эхом разносится по коридору.
Он поднимается по лестнице на верхний этаж. Тут всего одна дверь, табличка с именем выломана, и рядом наклеена скотчем бумажка, на которой корявым почерком выведено: «Шустер». На лестничной клетке чем-то воняет.
Габриэль крутит дверную ручку, затем просовывает тонкую пластиковую полоску между дверью и рамой, вдавливает защелку в замок и осторожно приоткрывает дверь.
Задерживает дыхание и прислушивается.
Ничего.
Он беззвучно проникает в темный коридор. Бумажные обои на стенах и потолке покрывает желтоватый налет никотина. Справа на стене висят три фотографии в рамках: на двух изображен мальчик лет семи с застывшей на губах напряженной улыбкой, на третьей – тот же мальчик, но уже старше. В конце коридора – открытая дверь, похоже, в кухню. Оттуда льется солнечный свет. Слышится мерное жужжание насекомых. Под засаленным ковровым покрытием поскрипывают доски. Габриэль медленно крадется в кухню. Тут пахнет прокисшей едой и гнилым мясом – отвратительный сладковатый запах. Габриэлю он знаком, и он знает, как такая вонь въедается в одежду. Этот запах он не раз чувствовал в своей жизни.
Он ступает в прямоугольник света и нехотя приближается к порогу. Кухня небольшая, три на четыре метра. Напротив двери – широкое окно с покачивающимися на сквозняке старомодными гардинами. Когда-то они, конечно, были белыми, но пожелтели от времени. В центре кухни – стол. А на столе – женщина лет пятидесяти. Она лежит на спине, ноги свешиваются со столешницы, руки раскинуты, голова запрокинута, горло изогнуто, и кажется, что гортань пробьет кожу, точно шип.
Труп выглядит так, будто кто-то положил слишком большое животное на слишком маленький разделывательный стол.
Платье взрезано, как и остальные детали одежды, обрывки ткани свисают со столешницы. Женщина лежит перед Габриэлем обнаженная, с раздвинутыми ногами.
Он невольно зажимает ладонью нос и рот. Ему хочется выбежать из комнаты, но он не может отвести взгляда и все смотрит на бледный восковой труп.
Надрез – глубокий, с четкими краями – начинается от ее влагалища и тянется вверх. По лобку. По животу. Между грудей. До ключицы. В голове Габриэля точно полыхает яркая молния, под черепом словно взрывается граната.
В сознании взвивается ураган образов, они кружат с такой скоростью, что Габриэль не может уловить ни один из них. На мгновение у него возникает чувство, что он уже когда-то был здесь, только стоял не на пороге, а у окна. Будто он смотрел оттуда на этот труп, вернее, не оттуда даже, а снаружи, из-за окна. А потом все заканчивается, вихрь образов исчезает, словно кто-то набросил полог на стеклянный шар.
Габриэль смотрит на труп. Взрезанные гениталии, открытая брюшная полость, вывалившиеся внутренности, море крови на подернувшейся сетью трещин плитке на полу – будто кто-то сливал кровь убойного скота.
Габриэль хочет уйти отсюда, но ноги отказываются ему служить. Пол потемнел от запекшейся крови, и над раздувшимся телом Верены Шустер вьется черный рой мух.
Проходит какое-то время, прежде чем Габриэлю удается взять себя в руки.
Будто под гипнозом, он пятится, проходит по темному коридору, снимает одну из фотографий со стены и прячет под куртку.
Габриэль осторожно закрывает дверь и протирает ручку подкладкой куртки.
Его шаги негромким эхом разносятся по лестничной клетке. В подъезде его никто не видел. Да и на улице необычайно безлюдно, кинотеатр похож на дом с привидениями. Только через пару домов Габриэль встречает прохожих, мимо проезжает пара автомобилей.