Лиз смотрит в никуда. Около двух часов назад погас свет, и теперь ее окружает непроглядная тьма, словно в самом сердце преисподней, где дьявол залил адское пламя. Лиз знает, это
Он затаился где-то в темноте, и его лицо – маска соблазнительнейшей красоты, маска, надломленная пополам, и в разломе, под этой сорванной частью маски, обнажился истинный лик чудовища.
Тринадцатое сентября. С тех пор прошло два дня. Она потеряла чувство времени и будто невзначай спросила у Иветты:
– Тринадцатое – это сегодня?
– Нет, – рассеянно ответила та. – Завтра. – И тут же прикусила губу, будто выдала что-то, о чем нельзя было говорить.
Целый день Лиз трясло от страха. А потом дверь открылась и
Он устремил на нее взгляд, и его ноздри затрепетали – он точно чуял ее страх, и это его возбуждало.
– Откинь одеяло, я хочу посмотреть на тебя.
Дрожащими руками она отодвинула одеяло.
– И халат.
Лиз помедлила, хотя это и не имело смысла. Просто глупый инстинкт.
Так быстро, что Лиз даже не ожидала этого, мужчина всадил шприц ей в бедро и отпустил.
Лиз вскрикнула, скорее от неожиданности, чем от боли, и уставилась на иглу в ноге. Дрожь в ее теле перекинулась и на шприц.
– Видишь жидкость в шприце? – прошептал он.
Лиз даже кивнуть не могла, но ему это было и неважно.
– Если я введу в твое тело этот чудесный прозрачный раствор, у тебя начнутся страшные боли в ноге. Такой боли ты еще никогда не чувствовала. И ты будешь умолять меня, – он склонился к лицу Лиз, – чтобы я отрезал тебе ногу, только чтобы не чувствовать эту боль. Ты этого хочешь?
Лиз, сжав губы, покачала головой. Шприц в ноге дрожал, точно мерило ее страха.
– Халат, – повторил он.
На этот раз она не стала медлить.
Мужчина взглянул на ее груди и остановил взгляд на татуировке с черепом.
– Я знаю, что ты сильная, – прошептал он. – И что когда-то ты поклялась никому не подчиняться. Но, поверь мне, тут все по-другому. Тут ты должна забыть обо всем этом.
Он будто ощупывал взглядом ее тело, слегка округлившийся живот, мочевой катетер.
– Речь идет не только о твоей жизни. – Левой, здоровой рукой он дотронулся до ее тела, ребер, синяков, ссадин, и движения эти были умелыми, привычными, будто он был врачом и обследовал пациентку на приеме.
– Что эти твари с тобой сделали… – рассеянно пробормотал он. – И сколько усилий понадобится, чтобы тебя вылечить…
При мысли о том, что этот человек мог быть врачом, и, вероятно,
– На самом деле я должен был вмешаться раньше. – Он провел пальцем по ее животу. – Это от него, верно?
– Ребенок
– Я так и знал. – Он, сам того не замечая, хихикнул.
Лиз чувствовала себя совершенно беспомощной.
Он поднял на нее взгляд – холодные глаза с желтоватыми крапинками в радужке.
– Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь, – прошептал он.
Задрожав, Лиз отвернулась, будто так могла помешать ему заглянуть в ее душу.
Резким движением он выпрямился, достал иглу из ее бедра и вылил жидкость.
– В воде разведен хлорид натрия. Его обычно называют поваренной солью. – Он холодно улыбнулся, но в то же время в его улыбке чувствовалась затаенная страсть. – Я не хочу причинять тебе боль. Целой и невредимой ты куда красивее. У тебя такая светлая нежная кожа, гладкая и… – Его разделенное на две такие несхожие половины лицо покрылось по́том от возбуждения, и он отпрянул, будто сдерживаясь. – Еще месяц. И мы отметим наш праздник. А теперь спи! Здоровый сон полезен для цвета лица.
И Лиз осталась одна, дрожа как осиновый лист. Она натянула на себя одеяло, и свет погас.
С этого момента она начала вести отсчет. Свет-тьма, свет-тьма. Теперь она знала, какой сегодня день. Вернее, ночь. Ночь с пятнадцатого на шестнадцатое сентября.
Когда около двух часов назад погас свет, она ощупала венозный катетер, трубку и наконец закрутила регулятор, прекращая поступление лекарства. Теперь оставалось только ждать. Этот процесс повторялся уже пятую ночь.
Часа через три действие препарата прекратилось.