Лондон (!!!)
28 мая
Я раньше думала: только самовлюбленные люди ведут дневники, но за последние дни столько всего случилось, что я, наверное, половину перезабыла бы, если бы не записывала. Поэтому я выпросила у Клитии Поттс этот блокнотик и пообещала себе вести дневник все время, пока буду в Лондоне. Если мы все-таки вернемся в Охотничьи Угодья, я, может, сделаю из дневника книгу, как профессор Пеннироял (только правдивую!).
Трудно поверить – всего два дня прошло с тех пор, как мы добрались до развалин. Столько всякого случилось, столько новых людей и столько нового я узнала, как будто год здесь живу.
Попробую начать сначала. После встречи с лорд-мэром мистер Гарамонд и кто-то из его молодых воинов отвели папу к «Дженни Ганивер» и велели завести ее в секретный ангар, где стоит «Археоптерикс». Сказали, там ей будет безопасно и птицы-шпионы грозовиков ее не заметят. Но я думаю, они еще хотят присматривать за ней. Все время повторяют, что мы не пленники, но видно же – они не хотят, чтобы мы удрали. Боятся, что мы расскажем о них другим городам. Даже смешно немножко. Ну что там у них найдется такого ценного, чтобы другие города потащились их есть через сотни миль территории Грозы?
Ближе к вечеру мы поели в общей столовой, а потом нас привели в этот дом – здесь мы будем жить. Я говорю – «дом», но на самом деле это просто хибарка такая: железные листы скрепили болтами и кое-где сварили друг с другом, и все это приткнули к старой тормозной колодке, на которую опирается крыша Крауч-Энда. Окна – сквозные дыры, заделанные решетками из проволоки. Не знаю, это чтобы мы не сбежали или потому что в Лондоне нет стекла? В хибарке три комнаты, а между ними извилистые коридорчики. Пол углублен в землю, так что внутри можно даже выпрямиться во весь рост. Сыровато, но довольно уютно, а еще – домик у самого края Крауч-Энда, и по вечерам сюда на полчасика заглядывает солнце, это здорово. У папы самая большая комната, в соседней – Вольф, а я себе выбрала полукруглую комнатку в глубине. Одна стена там сделана из старого жестяного рекламного щита («Клей „Момент“ – остерегайтесь подделок»), а в окошко солнце заглядывает, и луна иногда.
Я думала, Вольф попробует сбежать, но он пока что вроде всем доволен и очень интересуется этим маленьким мирком, который лондонцы для себя устроили. Странный он, Вольф. Трудно понять, о чем он думает.
Папа, конечно, радуется, что попал на родину. Я чуть-чуть надеялась, что он обретет истинную любовь с Клитией Поттс, но она, оказывается, замужем – за инженером по имени Лурпак Флинт, он пилотирует ее дирижабль. Так что она не только Клития Поттс и Крюис Морчард, а еще и Клития Флинт. В жизни не встречала женщины, у которой так много имен.
29 мая
Кажется, мне нравится Лондон. Смешно – я так далеко заехала, а в итоге оказалась в таком месте, которое очень похоже на Анкоридж-Винляндский. Скрытное и такое малюсенькое, все всех знают – это и хорошо, и плохо. Иногда страшно хочется поскорее вернуться на птичьи дороги, но временами я и сама хочу быть жителем Лондона. А еще здесь красиво! Вроде и не подумаешь, что в громадной куче обломков может быть красота, а вот. В расщелинах и на открытых участках земли растут деревья, папоротники – и вообще в каждом закоулке, куда нанесло немного почвы. Птицы поют, насекомые жужжат. Англи говорит, через месяц мусорные кучи сплошным ковром покроют розовые цветы наперстянки.
Мы с Англи подружились. Ее имя – это сокращение от «Форд Англия». Ее папа, Лен Пибоди, всех своих детей назвал в честь олд-тековских автомобилей. Англи веселая и умная – хорошее сочетание – и напоминает мне барсука или крота: что-то маленькое, толстенькое, пушистое и постоянно чем-то занятое. Она все развалины облазила, потому что участвует в патрулировании с отрядом Гарамонда, они высматривают посторонних и лазутчиков Зеленой Грозы. Все молодые лондонцы дежурят в патруле, а еще охотятся и собирают в дальних закоулках развалин все, что можно использовать. Наверное, чрезвычайный комитет нашел применение излишкам подростковой энергии. Я бы тоже с ними пошла потратить свои излишки, но Гарамонд не разрешил. Он мне по-прежнему не доверяет. Вот зануда! Требует, чтобы мы с Вольфом (Вольф и я?) целыми днями помогали старикам копаться в огороде или слушали, как папа разговаривает с мистером Помроем об истории.
2 июня
Хоть лондонцы и приветливые, у меня крепнет чувство, что они от нас что-то скрывают. Вольф с самого начала так говорил, но я считала, он ошибается. А сейчас начинаю думать, что он прав. Разные мелочи: как люди на нас смотрят и как доктор Чилдермас в то первое утро шикнула на Лена Пибоди. Что, по ее мнению, он мог нам выболтать? Бывает, когда мы с папой и Вольфом заходим в общую столовую, разговоры резко прекращаются и все начинают говорить о погоде. А когда папа спросил Клитию Поттс, зачем она покупала катушки Клейста и другие технические штучки времен Электрической империи, она страшно покраснела и поскорее сменила тему.
А вчера вечером я никак не могла заснуть и вдруг услышала голоса. Отогнула уголок занавески (на самом деле это просто кусок мешковины), и как вы думаете, что я увидела? Инженеров! Лавинию Чилдермас и еще полдесятка других! Они уходили из Крауч-Энда по тропинке, которая ведет на восток через высокую гряду обломков. Куда они пошли? Явно с какой-то целью, а не просто погулять при луне. Это они каждую ночь так ходят? Может, потому мы днем почти и не видим инженеров – они отсыпаются!
Ну а я всю жизнь мечтала побыть отважной школьницей-сыщицей, как Милли Крисп, – я про нее в детстве книжки читала. Так что сегодня днем я тоже пошла по той тропинке. Как поднимешься на мусорную гряду – видно, что тропа вьется по развалинам еще, может, полмили и ведет к здоровенному клинообразному обломку. На вид похоже, что это кусок лондонского Брюха.
Вокруг никого не было, но в боку обломка что-то блеснуло: то ли в дыре, то ли в оконном проеме. И вдруг у меня за спиной раздались шаги и появился мистер Гарамонд, а с ним два его любимчика – брат Англи, Сааб, и девчонка по имени Кэт Луперини. «Что ты здесь делаешь?» – заорал мистер Гарамонд. Он сделался весь лиловый от злости, свирепый и уродливый, почти как мама. Я стала объяснять, что всего-навсего хотела размяться, но он и слушать не стал. «Ты чуть не влезла в горячую зону!» – разорялся он. Кэт меня потащила обратно, а Сааб сказал: «Рен, ты не броди в одиночку. Здесь опасный участок развалин. Нарвешься на сильфиду и поджаришься, никому это не надо».
Вообще, он по-доброму это сказал. Сааб симпатичный. Но если этот участок такой опасный, почему тропинка так хорошо натоптана?
Позже я поговорила обо всем этом с Вольфом. Он в сильфид не верит. Я ему напомнила, как нас в самый первый день чуть не поджарили, а он только засмеялся. Сказал, что это было «на редкость вовремя». Он считает, что сильфиды – какой-то фокус инженеров, чтобы чужаков отвадить от развалин. Может, в чем-то он и прав? Если уж они делают электрические противосталкерские ружья, почему бы и не сильфид?
Ну я-то не испугаюсь этого дурацкого Гарамонда. Его люди по ночам дежурят около нашей хибарки, чтобы мы не сбежали их продавать хищным городам, но караульные на самом деле не верят, что мы можем так поступить, и сторожат не особо усердно. Поболтают немножко и спят себе. Сегодня, как только все стихнет, я опять прокрадусь туда и узнаю, что на самом деле происходит в той ржавой бандуре.
Если эта запись окажется в дневнике последней – значит Вольф был не прав насчет сильфид и из меня получилась замечательная шкварочка…
