— Ответь мне, — с придыханием шепчет Володя, прижимаясь горячими губами к моим ключицам и выше, подбираясь к уголку губ. — Ответь мне, милая, ответь… Ты ведь видишь, я меняюсь, боясь сдохнуть однажды без тебя. Благодаря тебе я уже не тот, кем был раньше, Сима. — высоко вскидываю голову, уворачиваясь от него вместе со спасительным окурком.
— Как у тебя выходит быть такой невероятной? — жужжит в моем ухе слабый Володин голос. — Ты выбросила яркие тени, перешла на черный карандаш и начисто уничтожила себя прежнюю; ты стала совсем другой как внешне, так и внутренне, а я люблю тебя еще больше, чем в день нашего первого свидания.
Он забирает у меня окурок и бросает прямо себе под ноги, притаптывая о холодную плитку белоснежной подошвой кроссовка. Словно очнувшись, я провожаю его растерянным взглядом, медленно поднимаю глаза на Володю и отшатываюсь, увидев выражение его лица:
— Ты не можешь меня любить.
— Я могу. Я люблю тебя. Я тебя обожаю, — он снова меня обнимает, бросая в жар прикосновениями прохладных ладоней, но на сей раз мне удается преодолеть ступор, на смену которому стихийно заступает гнев:
— Хватит!
—
— Хватит, я сказала!
— Это все, чего я хочу.
— Да что с вами происходит?! — срываюсь на крик, активно выбираясь из плотного кольца его рук. — Оставьте меня в покое!
— Сим… — он прочищает горло, все еще прерывисто дыша.
—
— Прости меня, —
— Мне лучше уйти.
— Нет! — обрывает он слишком резко и тут же силится вернуть себе прежнюю заливистую улыбку. — Я кретин, не смог сдержаться. Давай забудем об этом? Все в порядке. Сделаем, как и договорились.
Качаю головой, вновь устремляясь к двери, но Володя удерживает меня на прежнем месте:
— Ты мой гость, так что можешь оставаться здесь сколько угодно. Квартира в полном твоем распоряжении. А мне уже пора к ребятам.
Глава 32. СПАСИ СЕБЯ, ЕСЛИ ХОЧЕШЬ СПАСТИ ЕЕ
Дождь лил всю ночь напролет.
Серафима не вернулась.
Пустая комната, серые стены. Неподвижно лежу на ее неудобном, слишком коротком диване, со сложенными на груди руками, прислушиваясь к стуку дождевых капель за настежь распахнутой дверью балкона. Корзина с отвратно воняющими розами выставлена мною вниз, к контейнерам — что-то подсказывает мне, Серафима не стала бы этому противиться. Она терпеть не может розы, или мне просто хочется так думать. Глупо, но откуда-то изнутри поднимается клокочущая ревность при одном лишь взгляде на дары безликого Лицедея, особенно теперь, когда я все яснее понимаю, что теряю ее.
Если бы он только дал мне себя засечь…
Телефон Серафимы вновь оказывается недоступен. Я отправил ей кучу текстовых сообщений, по нескольку штук за каждый минувший час, но все они до сих пор остаются непрочитанными.
Первую половину дня я возился с замком на балконной двери, просто чтобы хоть чем-то себя занять и окончательно не слететь с катушек в этой опустевшей квартире. С замками входной двери дело обстояло сложнее, но я был намерен взяться и за них, но перекрыть все доступные лазейки чертовому Лицедею хотя бы на время, пока он не изобретет что-то новое.
Очередной телефонный звонок заставляет меня раздраженно поморщиться. Вместо входящего номера на дисплее высвечиваются звездочки. Не меняя положения, подношу телефон к уху и слышу непродолжительный скрип из динамика, сменяющийся вскоре глухим, но все еще вполне узнаваемым голосом моей сестрицы:
— Миша…
— Что у тебя с телефоном? — вяло интересуюсь, вновь закрывая глаза.
Скрип.
— … Кать? — зову, не услышав от нее ответа.
Какой-то мерзкий скрежет, очень похожий на зубодробительный лязг разрезаемого металла, прерывает тихий Катин голос:
— Не слушай его, Миш.
— Катерина! — громогласно кричу ей в ответ, моментально вскакивая на ноги. — О чем ты болтаешь?