За все время, прошедшее с моего последнего визита в «Клуб Почитателей Тлена», я чего только не придумывал, маялся в ожидании неизвестности, и теперь скопившиеся внутри эмоции требовали выхода, заставляя меня лезть на рожон и испытывать нервы незнакомой троицы.
— Может, познакомимся для начала? Мое имя вы все наверняка знаете, но формальности для того и существуют, чтобы их соблюдать. — я поочередно оглядываю всех присутствующих и вновь возвращаюсь взглядом к дяде, как самому главному. — Вершинин Михаил Алексеевич.
— Мы прекрасно знаем, кто вы, — негромко шелестит женщина, цепляя тонкие ладони с длинными пальцами прямо перед собой. — Мое имя Алина Сергеевна. Это мой муж, Анатолий Степанович.
Я киваю, ненавязчиво приглядываясь к безмолвному дяде.
— А это… Владимир, — говорит таким тоном, точно имя паренька все объясняет без всяких дополнительных пояснений. Я смотрю на него с интересом, но знаний во мне от этого не прибавляется. Определенно, парень не тот, за кого может говорить одно лишь имя.
— Мне, конечно, безумно приятно и все такое, но… — я развожу руками и улыбаюсь даме в зеленом.
Моя улыбка ей почему-то не нравится и очень нервирует ее немногословного мужа. Но они позволяют мне чесать языком, не торопясь перехватывать инициативу, а время уже позднее, мало подходящее для приема гостей, и я решаю, что всем нам пора перейти к сути.
— Чем обязан-то, господа?
— Он что, издевается над нами? — вспыхивает парень Володя, вновь вскакивая с облюбованного им подлокотника. Угрозы в нем я не вижу, если только он не позовет на подмогу дожидающихся за дверью ребят, разумеется.
— Володя, — женщина укоризненно качает головой и переводит взгляд на меня. — Вы могли бы вести себя подобающим образом.
— Точно. Как и вы, — я откидываюсь на спинку кресла. — Поправьте, если ошибаюсь: это ведь вы послали ко мне того парня, который должен был расквасить мою физиономию? Простите, мое
Тут вступает Анатолий Степанович.
— Это была вынужденная мера. Он не собирался на вас нападать, мы велели ему провести с вами беседу. Юра уверяет, что вы сами на него набросились.
— Ага. Я бешеный иногда, — киваю согласно. — Особенно когда возвращаюсь домой после тяжелого рабочего дня, а кто-то караулит меня в подъезде и собирается как следует мне навалять. Ну да ладно, опустим всю эту лирику… Вы ведь ее родители, верно?
Женщина переглядывается с мужем и все же кивает.
— Я думал, что… — с трудом сдерживаюсь, чтобы не чертыхнуться в досаде. Не знаю, что на уме этих людей, но из-за них я потерял определенное количество нервных клеток. — Много чего приходило мне в голову, в общем… Но про родителей не подумал совсем.
Алина Сергеевна едва заметно ведет подбородком.
— Мы в трудном положении, Михаил Алексеевич. И, признаться, ваше появление рядом с нашей дочерью усложняет все многократно.
— Почему? Вы что, отслеживаете всех ее новых знакомых и проводите между ними естественный отбор? Кто-то отсеивается, а кто-то проходит в финал?
Володя краснеет:
— Теть Аль, вы не обязаны с ним разговаривать!
— А ты хочешь, чтобы она мне врезала? — мрачно догадываюсь я, испытывая желание позлить нервного пижона.
Анатолий Степанович раздраженно морщит лоб.
— Хватит. Я хочу, чтобы вы оставили в покое нашу дочь.
— Для этого вы велели своим людям привезти меня сюда? Чтобы просто погрозить мне пальчиком и сказать, чтобы я больше так не делал?
— Мы думали, что Юра сумеет донести до вас мысль о нецелесообразности ваших встреч с Симой, — разъясняет Алина Сергеевна едва слышно. Чувствуется, что виртуозное владение собой стоит женщине немалых внутренних сил, и они наверняка уже черпают лимит. — Но вы все испортили. Вы не пошли на контакт, избили нашего человека и вновь отправились на встречу с Симой, хотя не должны были этого делать.
— Если только я увижу тебя рядом с ней… — вдохновенно начинает Володя, но едва я проявляю интерес к его версии исхода после многообещающего «если…», как Алина Сергеевна его перебивает, не дав Володе закончить светлую мысль.
— Мы не изверги, которые устраивают над своим ребенком тоталитарный контроль и тщательно фильтруют круг ее общения, беспорядочно отсеивая всех недостойных. Тем более, что Сима уже давно взрослая девочка и по идее сама может с этим справиться, но… — женщина то и дело кусает нижнюю губу, вряд ли замечая это. — Проблема в том, что она
— Вы не можете общаться с Серафимой, — рубит ее отец, не желая рассусоливать по примеру своей жены.
Я мотаю головой.
— Не понимаю. Что с вами не так, а? Зачем вы делаете все это… — не нахожу правильных слов, чтобы описать «это», и лишь отмахиваюсь рукой. — Вы считаете, что поступаете правильно, запрещая простым смертным людям приближаться к вашему драгоценному ребенку? Кстати, как вы определяете «неправильного» человека? По внешности, социальному статусу, или, может, упираетесь на материнскую интуицию? Как, Алина Сергеевна?