Наемник

— Я?! В просак!!! — петухом взвизгнул Болтун. — Да, я, да у меня! У меня был корефан у которого был крестный, у которого была сестра, у которой была крестная, которая…которую саму, еще девочкой в багеровском рву расстреляли, ну, как не совсем расстреляли, её мать прикрыла своим телом, а она три дня под трупом пролежала, а потом выбралась и убежала, — зачастил, как из пулемета Иван. — Вот!!! Так, что не надо мне тут…этого! Понятно?

— Ванек, ты не кричи, — урезонил я парня, — никто и не спорит, что у вас там в Керчи, во время войны, фашисты людей расстреливали. Их много, где расстреливали. Просто, я хотел тебе сказать, что если ты о чем-то рассказываешь, то лучше перепроверь пару раз.

— Да!? Умный самый? Ну, хорошо. Слышал небось о расстреле царской семьи Николая второго?

— Ну, слышал и что? — откровенно хохотнул я. — Тоже у вас в Керчи расстреляли, хочешь сказать?

— Нет, не в Керчи, но тот, кто отдал приказ о расстреле Николая второго и его семьи был из Керчи. Его фамилия — Войков, и в его честь назван самый большой район Керчи. Понял? Ну, и что ты на это скажешь?

— Ничего не скажу, — отмахнулся и налил еще по одной. — Давайте помянем всех невинно расстрелянных: стариков, детей, женщин, военнопленный, короче, всех, над кем изгалялись фашисты! — я решил перевести разговор в иное русло.

Керчанин тут же махнул свою порцию, и даже не закусил, обиженно хорохорясь. Серега, вообще пить не стал, он проигнорировал свою долю, чем тут же воспользовался Петрович, допив за молчаливым пулеметчиком. Я выпил самым последним, выждав минут десять. Лучше перебдеть, чем не добдеть и сидеть потом на облачке с арфой под мышкой, грустно созерцая грешную Землю внизу.

Куравлевка погибла из-за фляги отравленного самогона. Чёртовы цыгане подкинули на наш пост тогда пузырь с травленным вискарем, постовые наглотались этой дряни и тут же откинули копыта, а цыганва поперла штурмом на нашу деревеньку. Бой продолжался три часа, цыган мы тогда выбили, но треть домов сгорела, восемнадцать бойцов погибов в той перестрелке, в итоге пришлось через пару месяцев оставить родное село. С тех пор, я с подозрением отношусь ко всем, случайно найденным, спиртным напиткам.

— Итак, господа-товарищи, хотите ли вы обогатиться, набив карманы звонкой монетой? — обратился я к присутствующим, когда котелок с кашей, сдобренной тушенкой, был опустошен.

— Конечно, а что есть конкретное предложение? — вышкрябывая ложкой дно казана, спросил Ванек.

— Конечно, есть, ты же не думаешь, что я просто так напросился на этот блокпост?

— Я думал, что мы здесь схоронились от уголков из третьего взвода, — предположил Болтун.

— И это тоже, но не совсем. В паре километров отсюда, где-то на краю этого плато, в роще эвкалиптов, есть одинокая усадьба, где живет богатенький буратино, — объявил я всем присутствующим. — Мы захватим эту усадьбу и вытряхнем карманы этого богатея.

— Звыдкы ты об этом знаешь? — спросил Петрович. — Турок расповыв? — кивнул он на Исмаила.

— Ага, — подтвердил я. — Хозяин этой усадьбы стоматолог, причем единственный на пару сотен километров вокруг. Сами понимаете, что в нынешние времена, хороший зубник — на вес золота, причем в буквальном смысле этого слова. Ну, что как вам такой план?

— Я, за! — тут же отозвался Ванек.

— И я, також, за! — кивнул Петрович

Серега пожал плечами и тоже кивнул в знак согласия. Все повернулись в сторону турчонка, но он мирно сопел, сидя уснув, облокотившись об столб.

— Думаю, что он против не будет. Кстати, у этого стоматолога есть еще и быстроходный катер, так, что если окажется, что у него слишком много чем поживится, то можно сгрузить все на катер и, послав на хрен нашу команду свалить в одиночку. Доберемся до Крыма, а там я придумаю, чем заняться, есть у меня пару перспективных идей.

— Каких? — тут же заинтересовался Ванек.

— Придет время, расскажу, — отрезал я. — Я, спать. Петрович, ты тоже. Ванька и Серега останутся здесь, а мы с турчонком перед рассветом прогуляемся до усадьбы стоматолога и разведаем, что там, да как.

Перед тем как завалиться спать, я выбрался из блиндажа и осмотрел в бинокль округу. Море было безмятежно, ветер стих и волнение улеглось. Наш «жабодав» стоял, пришвартованный к короткому пирсу, рядом копошились работяги, стаскивающие все ценное к сухогрузу. Скорее всего, пленных уже погрузили, разделив захваченных турок по степени ценности: молодых девушек и девочек — отдельно, баб постарше и пострашнее — отдельно, специалистов, обладающих полезными навыками — отдельно, молодых парней и пацанов — отдельно, всех остальных — в расход. Работорговлю еще никто не отменял. Должен же кто-то выполнять тяжелую физическую работу, ублажать уставших после ратных трудов мужчин, латать им раны и ремонтировать корабли и машины. Постапокалиптический мир — он жестокий и бескомпромиссный, здесь нет ЕСПЧ и прочих омбудсменов.

Пожары в селение потушили, выстрелы прекратились, ну, а крики и ругань из-за дальности расстояния, сюда не доносились. Стороннему зрителю могло показаться, что вокруг мирное время — тишь, да благодать!